языках, а Стюарт испытывал патологическую неприязнь полицейского ко всему, что он не понимал. Во время второго заграничного отпуска они поехали на Крит. Ему эта затея категорически не нравилась, но он постарался не подавать виду. Как-никак, эта женщина родила и вырастила четырех его детей, всех из которых он любил и трое из которых ему нравились. Раз уж он сдался, раз принял такое решение, то будет справедливым позволить ей насладиться отпуском, не начиная вести себя как вечно недовольный хрен! Но во второй же вечер он внезапно осознал, что ему грозит пищевое отравление. Еда, которую они ели, была вполне вкусна и не вызывала подозрений. Тем не менее Стюарт молча сходил на ресепшен и попросил дополнительный рулон туалетной бумаги. В течение нескольких последующих дней он терпеливо ждал и даже вел себя достаточно деликатно, чтобы не повторять «Я же тебе говорил!» даже в тех нередких случаях, когда туалет требовался сразу обоим.

Теперь жена ездила в автобусные туры по Европе с бридж-клубом. В ее отсутствие собака питалась замороженными обедами, с любовью приготовленными для мужа многострадальной миссис Стюарт, а сам он с аппетитом уплетал фастфуд, который ему строго-настрого запрещалось есть. Брак, думал Стюарт, — это компромисс. Компромисс и ложь. Правильная ложь.

Дело в том, что детектив-инспектор Джимми Стюарт обладал сверхъестественным чутьем на всякое неприятное дерьмо. А одного взгляда на сияющее лицо сестры Конрой вполне хватало, чтобы захотелось сходить за дополнительным рулоном бумаги.

Она явилась сама, желая дать показания о том, что произошло накануне вечером в хосписе Святой Килды. Безобразие, конечно, но смерть еще безобразнее. Это как раз не вызвало особого беспокойства. Сегодня утром Стюарт первым побывал на месте происшествия, и версия, изложенная сестрой Конрой, вполне совпала с уликами. Судя по всему, этот бедный поганец Браун был на волосок как от жизни, так и от здравомыслия и не держался крепко ни на том, ни на другом. Он ударил ножом в плечо какого-то посетителя, занимавшегося благотворительностью, и сердце старика остановилось во время схватки. К счастью, все ценные вещи пациентов запирались при оформлении, так что возможность грабежа отсутствовала. Вопрос, откуда у Брауна взялся складной нож, был довольно неудобным, и кому-то придется на него ответить. Но, с другой стороны, кому придет в голову обыскивать умирающего старика на предмет спрятанного оружия?

Сестра Конрой выразилась предельно ясно: Малкроун зашел к Брауну только потому, что оказывал ей услугу. Люди постоянно оказывают друг другу услуги. «Услуга за услугу» — такова ирландская традиция. Единственная причина, по которой Стюарт сидел нынче возле пустого места, носившего имя «детектив Уилсон», заключалась в том, что кто-то когда-то оказал услугу старому собутыльнику, запульнув его внучка вверх по служебной лестнице. То, что Стюарт вообще оказался в комнате для допросов, стало результатом еще одной услуги. Это убийство-неубийство не было тем, чем обычно занимается Национальное бюро уголовных расследований, но о нем попросил лично старший инспектор Дрейк, поскольку шеф, без сомнения, оказывал услугу кому-то еще. Он осторожно поговорил со Стюартом по телефону: пациенты, нападающие на случайных идиотов, могут поставить хоспис в неловкое положение — и так далее, и тому подобное. И нельзя ли разобраться с этим делом «деликатно», тем более что пациент, о котором идет речь, хоть и ирландец по национальности, но имел американский паспорт. Другими словами, «пожалуйста, Джимми, ты не мог бы придержать Уилсона за руку, чтобы он не проебал все дело? И ради всего святого — сделай так, чтобы ничего не просочилось в газеты. Услуга за услугу».

Кое-что в сестре Конрой особенно бесило Стюарта. Большинство людей, дающих показания, обычно либо психуют, либо злятся, либо всего лишь нервничают от того, что оказались в полиции. Конрой вела себя совершенно иначе. Она была в восторге. Нет, не как «психопат, получающий удовольствие от смерти» — если, конечно, Стюарта окончательно не покинуло детективное чутье. Просто она излучала такой энтузиазм, какой бывает только у свидетелей, нашедших Бога, а не мертвое тело. Судя по всему, она была искренне рада помочь полиции в расследовании, и это, по многолетнему опыту Стюарта, было крайне необычно. А детектив-инспектор Джимми Стюарт терпеть не мог необычное. Прежде чем успеваешь что-то сообразить, необычное становится странным, и после интенсивной работы, танцев с бубном и выстраивания затейливой цепочки доказательств странное превращается в сложное. А больше всего на свете Джимми ненавидел сложности — на уровне глубоких инстинктов. Впрочем, понимая, что его подозрения не имеют смысла, он не стал делиться ими с юным криминологом. И все же подозрения могли оказаться небеспочвенными. Так что в данную минуту детектив-инспектор Стюарт расставлял все точки над «И» и рисовал перекладины над «П», ожидая появления «Ц», «Д», «Е» и «З».

Бриджит, со своей стороны, боролась с довольно сильным разочарованием. Все эти шотландские детективные романы, содержавшие в себе больше мертвых тел, чем в Шотландии живет шотландцев, внушили ей немалую надежду на систему уголовного правосудия. Конечно, ей было жаль, что Браун умер, но на самом деле его смерть стала лишь ускорением и без того неизбежного процесса. А еще она испытывала вину за то, что Пола ранили ножом — хотя и значительно меньше с тех пор, как он хлопнул перед ней дверью. Тем не менее она стала почти свидетельницей смерти в процессе попытки убийства — разве это не захватывающая тема для разговора? Что ж, видимо, нет. Старик целый час старательно писал, пока его рыжий напарник нес какую-то околесицу, придавая происходящему ощущение неудачного свидания вслепую. Внезапно ей в голову пришла мысль.

— А разве вы не должны записывать? — спросила она.

— Должен. Я записываю.

— Но…

Стюарт посмотрел на нее еще раз. Он вдруг понял, что Бриджит напоминает ему младшую дочь, и отложил ручку в сторону.

— Большинство допросов фиксируется на пленку, но поскольку вы пришли сделать простое заявление, то записывать разговор не требуется, — пояснил он.

— А какая разница? — спросила она.

— Вы свидетельница, а не подозреваемая, — ответил Стюарт. — Или вы хотите сделать шокирующее признание?

— Нет, спасибо.

— Всегда пожалуйста, — Стюарт вернулся к своим записям. — Кроме того, единственная комната с работающим магнитофоном — номер три, но там сломалось отопление. А я слишком стар, чтобы волочь туда обогреватель.

Бриджит многозначительно посмотрела на Уилсона.

Последовав за ее взглядом, Стюарт издал короткий невеселый смешок.

— У него какая-то «ология». Ему не рекомендуется поднимать тяжести.

Уилсон скривился.

— Логично, — сказала Бриджит. — Просто я… ну… ожидала нечто большее, чем простые расспросы. Игру в хорошего и плохого копов или что-то в этом роде…

— Это чрезвычайно устаревший метод, — ответил знаток криминологии.

— Так точно, — кивнул Стюарт. — Хороший и плохой копы сегодня в отгуле, так что работать приходится мне.

Глаза Бриджит загорелись.

— Вы сейчас…

— Что?

— Вы только что процитировали Вика Мэки?

Стюарт подавил усмешку.

— Не исключено.

— Кого? —