— Я считаю это самой крайней мерой, — сказал Вудворд. — В других местах бывали схожие проблемы, но после исправления ситуации те поселки остались в целости, а иные процветают по сей день.
— Ну, я-то уж точно не захотел бы жить в Фаунт-Ройале или еще каком месте, где до того Дьявол гулял по улицам, как у себя дома! Наша жизнь и без того ни к черту, так не хватало еще, чтобы на меня нагнали порчу, покудова я дрыхну. — Он громко прочистил горло, подчеркивая значимость сказанного. — Оно конечно, сэр, языком чесать вы мастак, но бьюсь об заклад, вам не захочется жить там, где в любом темном проулке вас может подловить сам Сатана! Так что вот вам добрый совет от простого трактирщика, сэр: снесите башку этой дьяволице и прикажите сжечь весь городишко дотла.
— Я не стану притворяться, будто знаю ответы на все загадки, равно богоданные и богопротивные, — ровным голосом произнес судья, — но не стану и отрицать, что ситуация в Фаунт-Ройале сложилась нездоровая.
— И чертовски опасная… — Шоукомб собирался продолжить фразу, но так и застыл с открытым ртом. Вследствие обильных возлияний его мысли рассеялись, и теперь, отвлекшись от невзгод Фаунт-Ройала, он вновь залюбовался золоченым камзолом судьи.
— Знатно сработано, спору нет, — одобрил он и потянулся грязной лапищей, чтоб еще раз пощупать материю. — Где вы это раздобыли? В Нью-Йорке?
— Это… мне подарила жена. В Лондоне.
— Я тоже был женат когда-то. И одного раза мне хватило с лихвой. — У него вырвался отрывистый безрадостный смешок, тогда как его пальцы продолжали мусолить ткань, к великому неудовольствию Вудворда. — Ваша жена сейчас в Чарльз-Тауне?
— Нет. — Голос Вудворда как будто немного подсел. — Моя жена… осталась в Лондоне.
— А моя на дне клятой Атлантики. Загнулась в пути, вся на понос изошла. Обмотали ее парусиной и вышвырнули за борт. Скажите, а такой вот знатный жилет… он сколько может стоить?
— Больше, чем будет готов заплатить кто бы то ни было, — отрезал Вудворд и демонстративно отодвинулся вместе со стулом на несколько дюймов, так что рука трактирщика зависла в воздухе.
— Дайте место! Ишь, растопырились тут! — Мод брякнула на стол перед судьей и Шоукомбом две деревянные миски, наполненные темно-коричневой бурдой.
Мэтью в то же время обслужила девчонка — поставив миску, она крутнулась на месте и тотчас ушла обратно к очагу. При этом край ее одежды задел руку Мэтью, а поднятый быстрым движением ветерок донес до его ноздрей целый букет запахов. Разумеется, пахло немытым телом, но этот запах перекрывался другим — резким, мускусным, кисловато-сладким, — и внезапно, как удар кулаком в грудь, его осенило понимание, что это был аромат ее интимных мест.
Трактирщик шумно втянул воздух носом и посмотрел на Мэтью, провожавшего девчонку расширенными глазами.
— Эй! — рявкнул Шоукомб. — Ты на что зенки пялишь?
— Ни на что. — Мэтью перевел взгляд на свою миску.
— Ну-ну.
Девчонка вернулась с тремя деревянными ложками. И вновь ее юбка задела Мэтью, который дернулся так, словно его в локоть ужалила оса. Тот же запах опять ворвался ему в ноздри. Сердце вдруг сильно заколотилось. Взявшись за ложку, он обнаружил, что ладонь вспотела. А затем ощутил на себе пристальный взгляд Шоукомба, который читал юношу как открытую книгу.
В глазах трактирщика плясали отблески свечей. Он облизнул губы, прежде чем заговорить.
— На закуску и этот кусочек сойдет, верно?
— Простите, сэр?
Шоукомб сально ухмыльнулся:
— Небось, не прочь пошурудить в ее корзинке?
— Мистер Шоукомб! — вмешался Вудворд, который понял намек и посчитал такие речи недопустимыми. — Будьте добры сейчас же…
— О, вы оба можете с ней поразвлечься, была бы охота. Обойдется вам в гинею на двоих.
— Это исключено! — Щеки Вудворда побагровели. — Я ведь сказал вам, что я женатый человек!
— Да, но женушка-то в Лондоне, ведь так? Или станете уверять, будто у вас на елде написано ее имя?
Если бы снаружи не свирепствовал шторм, если бы их лошади не получили укрытия, если бы имелся хоть какой-то шанс переночевать в другом месте, Вудворд с максимально возможным достоинством поднялся бы из-за стола, чтобы немедля распрощаться с этим отвратительным наглецом. В глубине души он испытывал сильнейшее желание хорошей оплеухой снести похабную ухмылочку с его физиономии. Однако Вудворд был джентльменом, а джентльмены себе таких вещей не позволяют. Посему он проглотил свой гнев и отвращение — будто разом выпил ведро желчи — и сухо произнес:
— Сэр, я храню верность своей супруге. Буду очень признателен, если вы примете это к сведению.
Вместо ответа Шоукомб сплюнул на пол и повернулся к молодому человеку:
— Ну а как насчет вас? Не прочь вставить разок-другой? Скажем, за десять шиллингов?
— Я… я только хочу сказать, что…
Мэтью взглядом попросил помощи у Вудворда, поскольку в действительности сам не знал, что хочет сказать.
— Сэр, — произнес Вудворд, — вы ставите нас в неловкое положение. Сей молодой человек… бо́льшую часть жизни провел в сиротском приюте. Соответственно… — Он наморщил лоб в попытке деликатно сформулировать следующую мысль. — Вы должны понимать… что его опыт в некоторых вещах весьма ограничен. В частности, ему пока еще не представлялась возможность…
— Пречистая блудница! — воскликнул, прервав его, Шоукомб. — То есть он еще ни разу не был с девкой?
— Ну… как я уже сказал, его жизненный опыт доселе не…
— Чего уж там, давайте без экивоков! Он гребаный девственник, вы к этому ведете?
— Мне кажется, одно из слов в вашем определении вступает в некоторое противоречие с другим, но в целом… да, сэр, именно это я имел в виду.
Шоукомб изумленно присвистнул, а взгляд, которым он окинул Мэтью, заставил молодого человека залиться краской.
— Мне еще не попадались юнцы вроде тебя, сынок. Даже не слыхивал о таких, разрази меня гром, коли вру! Сколько ж тебе лет?
— Мне… двадцать, — пробормотал Мэтью. Его лицо буквально пылало.
— Двадцать лет — и ни единой киски на счету? Да как у тебя яйца не полопались?
— Кстати, не мешало бы уточнить и возраст девушки, — сказал Вудворд. — Должно быть, ей нет еще и пятнадцати?
— А который у нас нынче год?
— Тысяча шестьсот девяносто девятый.
Шоукомб начал считать в уме, загибая пальцы. Между тем Мод принесла деревянное блюдо с ломтями бурого кукурузного хлеба и тотчас удалилась. Трактирщик, похоже, был не в ладах с арифметикой: запутавшись в подсчетах, он опустил руку и с ухмылкой сказал Вудворду:
— Да чего там, она уже всяко поспела: сочная, как инжирный пудинг.
Тут Мэтью потянулся за «змеиным укусом» и сделал большой — чтоб не сказать жадный