Позади Нико появляется Майла со скейтбордом в руке.
– О, ты познакомилась с Нудлсом!
– О да, – говорит Огаст. – Очень близко.
– Тебе нужна помощь с остальными вещами?
Она моргает.
– Это все.
– Это… это все? – говорит Майла. – Больше ничего нет?
– Да.
– У тебя… – Майла смотрит на нее так, словно начинает осознавать, что ничего не узнала об Огаст, прежде чем позволила ей хранить свои овощи в контейнере рядом с их. Огаст часто смотрит на себя в зеркало таким взглядом. – У тебя нет никакой мебели.
– Я, можно сказать, минималистка, – говорит ей Огаст. Если постараться, Огаст могла бы сократить свои пять коробок до четырех. Может быть, стоит заняться этим на выходных.
– Ох, я бы хотела тоже быть такой. Нико скоро начнет выбрасывать мою пряжу в окно, пока я сплю. – Майла улыбается, убедившись, что Огаст на самом деле не участвует в программе защиты свидетелей. – В общем, мы хотим пойти поужинать панкейками. Ты с нами?
Огаст скорее позволила бы Нико выбросить ее в окно, чем поделилась бы панкейками с теми, кого она едва знает.
– Я пока не могу себе позволить есть вне дома, – говорит она. – У меня еще нет работы.
– Думаешь, мы позволим тебе платить? Это праздничный ужин в честь твоего переезда, – говорит Майла.
– А, – говорит Огаст. Это… щедро. Где-то в ее мозгу мигает тревожная лампочка. Ее полевое руководство по заведению друзей – это двухстраничная брошюра, в которой написано: «НЕ НАДО».
– «Блинный дом Блинного Билли», – говорит Майла. – Это во Флэтбуше.
– Открыт в 1976 году, – вставляет Нико.
Огаст изгибает бровь.
– Сорок четыре года, и никто не захотел сменить это название?
– Это часть очарования, – говорит Майла. – Это вроде как наше место. Ты же с юга, да? Тебе понравится. Там очень непритязательно.
Они топчутся, глядя друг на друга. Панкейковое противостояние.
Огаст хочет остаться в безопасности своей дерьмовой спальни с комфортной нищетой ужина из печенья и молчаливым перемирием со своим мозгом. Но она смотрит на Нико и понимает, что, даже если он и притворялся, когда до нее дотронулся, он все равно что-то в ней увидел. А такое давно никто не делал.
Эх.
– Ладно, – говорит она, поднимаясь на ноги, и улыбка вспыхивает на лице Майлы, как звездный свет.
Десять минут спустя Огаст втискивается за угловой столик «Блинного дома Блинного Билли», где, похоже, каждый официант знает Нико и Майлу по имени. Их обслуживает темнокожий мужчина с бородой, широкой улыбкой и выцветшим бейджиком с именем, на котором написано «Уинфилд», прикрепленным к его красной футболке «Блинного Билли». Он даже не спрашивает, что закажут Нико и Майла, – просто ставит чашку кофе и розовый лимонад.
Она понимает, что они имели в виду, когда говорили о легендарном статусе «Блинного Билли». В нем есть какая-то особенная «нью-йоркность», что-то близкое к картине Эдварда Хоппера или кафе из сериала «Сайнфелд», но с перчинкой поярче. Это угловое заведение с большими окнами, выходящими на улицу с двух сторон, протертыми столами из композитного пластика и красными виниловыми сиденьями, которые постепенно выводятся из самых оживленных зон, когда ломаются. Вдоль одной стены растянулся бар с газировкой, от пола до потолка все обвешано старыми фотографиями и обложками с бейсбольной командой «Метс».
И тут стоит мощный запах, прямая, неподдельная обонятельная развращенность, которую впитывает Огаст.
– В общем, их дал Уэсу его папа, – говорит Майла, объясняя, как в их квартире оказались кожаные кресла от «Имс». – Подарок в честь «прекрасного соответствия семейным ожиданиям», когда он поступил в архитектурную школу в Прэтте.
– Я думала, он тату-мастер.
– Да, – говорит Нико. – Он бросил учебу после первого семестра. Небольшой… нервный срыв.
– Он четырнадцать часов просидел в одних трусах на пожарной лестнице, и им пришлось вызывать пожарных, – Майла.
– Только из-за поджога, – добавляет Нико.
– Господи, – говорит Огаст. – Как вы с ним познакомились?
Майла закатывает один из рукавов Нико выше локтя, демонстрируя подозрительно сексуальную Деву Марию на его предплечье.
– Его работа. За полцены, потому что он тогда только учился.
– Ого. – Пальцы Огаст ерзают по липкому меню, зудя от желания все это записать. Ее самый наименее очаровательный инстинкт при встрече с новыми людьми – делать полевые заметки. – От архитектуры к татуировкам. Вот это разброс, черт побери.
– Он между делом украшал торты, если ты можешь в это поверить, – говорит Майла. – Иногда, когда у него хороший день, ты приходишь домой, и вся квартира пахнет ванилью, потому что он просто оставил на стойке десяток капкейков и ушел.
– В этом красавчике-гее чего только нет, – замечает Нико.
Майла смеется и поворачивается обратно к Огаст.
– Итак, что тебя привело в Нью-Йорк?
Огаст терпеть не может этот вопрос. Он слишком сложный. Что могло заставить Огаст, девушку из пригорода с огромным количеством долгов по студенческому кредиту и навыками общения, как у контейнера от чипсов, переехать в Нью-Йорк без друзей и плана?
Сказать по правде, когда ты проводишь жизнь в одиночестве, тебя очень привлекает мысль о том, чтобы переехать в настолько большой город, чтобы там можно было потеряться и сделать одиночество своим выбором.
– Всегда хотела попробовать, – вместо этого говорит Огаст. – Нью-Йорк, это… не знаю, я пожила в паре городов. Я училась в Новоорлеанском колледже, потом в Мемфисском колледже, и там все казалось… слишком маленьким, наверно. Я хотела место побольше. Поэтому перевелась в Бруклинский колледж.
Нико безмятежно на нее смотрит, прихлебывая кофе. Он кажется ей почти безобидным, но ей не нравится, что он смотрит на нее так, будто что-то знает.
– Там было слишком легко, – говорит он. Снова мягкий внимательный взгляд. – Тебе хотелось загадки посложнее.
Огаст скрещивает руки на груди.
– Это… не совсем так.
Появляется Уинфилд с их заказом, и Майла спрашивает его:
– Слушай, где Марти? Он всегда работает в это время.
– Уволился, – говорит Уинфилд, ставя на стол бутылочку с сиропом.
– Нет.
– Вернулся в Небраску.
– Грустно.
– Ага.
– То есть, – говорит Майла, склоняясь над тарелкой, – вы ищете нового официанта.
– Да, а что? Ты кого-то знаешь?
– Ты знаком с Огаст? – Она драматично показывает на Огаст, как будто она гласная буква в шоу «Колесо фортуны»[3].
Уинфилд переводит взгляд на Огаст, и она застывает с бутылочкой в руке, из которой на ее картофельные оладьи льется острый соус.
– Ты раньше обслуживала столики?
– Я…
– Множество столиков, – встревает Майла. – Родилась в фартуке.
Уинфилд косится на Огаст с сомнением.
– Тебе придется подать резюме. Решать будет Люси.
Он указывает подбородком в сторону бара, где суровая белокожая девушка с неестественно рыжими волосами и густо подведенными глазами смотрит на кассовый аппарат.
Если Огаст придется обманывать ее, то похоже, что она получит акриловым ногтем в глотку.
– Люси меня обожает, – говорит Майла.
– Неправда.
– Она обожает меня так же, как и любого другого.
– Но не бар, который ты хочешь обчистить.
– Скажи ей, что я могу поручиться за Огаст.
– Вообще-то, я… – пытается вставить