– Здравствуй, Трута!

– И тебе не хворать! – хихикнула младшая сестра. – Случилось что или просто соскучился?

– Скучать некогда, – честно признался Яков. – Мне нужна твоя помощь, малыш.

– Помощь? – удивилась Трута. – Тебе? От меня? Мир воистину сошел с ума, Яша, если великий Свев просит о помощи! И кого?.. Впрочем, прости дуру! Ты же спешишь, наверное, как всегда. Так что давай излагай свою не терпящую отлагательств просьбу!

– Ты ведь дружна с Полиной Берг, я не ошибаюсь? – перешел к делу Яков.

– Зачем тебе понадобилась Полина? – удивилась сестра.

– Я нахожусь сейчас в Третьей градской больнице, и мне нужна протекция, – объяснил Яков.

– Ты ранен? – встревожилась Трута. – Заболел?

– Нет, Трута, я здоров! Болен кое-кто другой, и мне нужна помощь Полины.

– Речь о твоей женщине?

– Почти…

– Хорошо, – сжалилась Трута. – Я сейчас же ей позвоню. Свяжись со мной минут через двадцать.

– Спасибо, милая. Но это не все.

– Я заинтригована, – «улыбнулась» Трута.

– У вас на факультете есть кто-нибудь, кто занимается историей костюма?

– Час от часу не легче! Ты интересуешься историей костюма?

– Конкретно – восемнадцатым веком.

– Лукомский Гавриил Евлампиевич, – практически сразу ответила сестра. – Профессор Лукомский – специалист по истории европейского прикладного искусства восемнадцатого века. Если кто-нибудь и знает много об одежде восемнадцатого века, это он. Ты можешь сослаться на меня. Скажи, что ты мой брат.

– Спасибо, Трута!

– Да не за что! – откликнулась сестра. – Может быть, заскочишь завтра вечером на огонек? Петр давно спрашивает, чего ты глаз не кажешь.

Яков хотел ответить отказом, но неожиданно передумал. Час или два перед сном в компании Норнов показались ему хорошей идеей, хотя он и не знал еще, в чем ее хорошесть. Однако своей интуиции Яков привык доверять.

– Часов в восемь не поздно? – спросил он, зная, что Норны поздно ложатся спать, тем более в субботу.

– В самый раз! Приходи! Петр грозился сотворить кулебяку в пять слоев и приготовить брусничный соус. Каково?

– Предвкушаю, – улыбнулся Яков. – Вино за мной. У меня как раз пара бутылок красного италийского отложена. Не помню, что за марка, но знаю, что вино хорошее.

– Вот и отлично! – обрадовалась Трута. – До встречи!

– Спасибо, доктор, что согласились поговорить!

Полина Берг оказалась гораздо моложе, чем запомнилось Якову. Она была на свадьбе у Труты, но тогда он не обратил на нее внимания. Вспомнил позже, и совсем по другому случаю. Она вышла замуж за командира 1-го пластунского полка Григория Берга, что и само по себе не рядовой факт биографии, но позже ее имя всплыло в связи с нападением на капитана 1-го ранга Браге, приходившуюся Бергу сестрой. Распутыванием той шпионской истории занимался премьер-дознаватель Ногин, и хотя его столоначалие – это контрразведка, Бюро-то одно и то же: так что Яков, который в то время находился на польском фронте, командуя разведкой механизированного корпуса, позже узнал о том деле много интересного. В своем кругу столоначальники не так строго соблюдают границы зон ответственности, как на глазах у подчиненных. Вот тогда, собственно, и выяснилось, что Полина и Трута давно и хорошо знакомы.

– Вы брат Труты, – улыбнулась Полина Берг. – Старший и любимый. Как я могла отказать?

– Еще раз спасибо, – кивнул Яков. – Расскажите мне, пожалуйста, о девушке. Она пришла в сознание?

– Да, сейчас она в сознании. – Полина достала пачку папирос и неторопливо закурила. – Я с ней говорила, расспрашивала, но она ничего не помнит. Совсем ничего!

– Что значит «совсем ничего не помнит»? – задал уточняющий вопрос Яков.

– У нее полная амнезия. Знаете, о чем речь?

– В каком смысле «полная»? – опешил Яков. – Она что, не помнит, что случилось и как они все попали в парк?

– Все гораздо хуже, – пыхнула дымом доктор Берг. – Это состояние называется диссоциированная амнезия. Вернее, диссоциативная фуга[1]. Девушка не помнит не только того, что с ней случилось, когда и где. Она не помнит, ни как ее зовут, ни откуда она родом, вообще ничего, что связано с ее личностью.

– Даже имени? – спросил Яков, которому девушка, похоже, свое имя все-таки назвала.

– Даже имени.

– Что-то еще? – спросил тогда Яков.

– С ней говорил наш психиатр, – начала рассказывать Полина Берг. – Он учился и жил в немецких государствах и утверждает, что пациентка говорит на так называемом бавариш – диалекте немецкого языка, распространенном на границе Баварии и Штирии. Впрочем, иногда она переходит на южно-баварский диалект, на котором говорят в Швабии. Знает франкский. Но это я и сама вам могу сказать: она говорит на ланг д’ок – южно-франкском диалекте. Русского явно не знает. Польского и шведского тоже. Знает, как случайно выяснилось, латынь. Притом знает великолепно. Я подумала о классической гимназии, но древнегреческого она не знает. Познания в географии – отрывочные. Где находится Себерия, не знает, и вроде бы вообще не осведомлена о существовании Себерии, но вот о Баварском королевстве и о Франкии говорит со знанием дела. Об истории то ли не имеет представления, то ли не хочет говорить. Во всем остальном вполне здорова как с физической, так и с психологической точки зрения. Не истеричка. Сознание ясное. Адекватна, рассудительна, понимает свое положение, но не склонна впадать в истерику, предполагая, что состояние со временем улучшится.

– А такое вообще бывает? – удивился Яков, видевший много разных проявлений психических расстройств, но про такую потерю памяти никогда прежде даже не слышавший. – Я не о выздоровлении, а о сочетании симптомов. Такое бывает?

– Все когда-нибудь случается впервые, – пожала плечами Полина.

– Сколько ей может быть лет? – спросил тогда Яков.

– На мой взгляд, двадцать два – двадцать три года… Хорошо сложена, – добавила Полина Берг через мгновение. – Физически здорова. Кожа чистая. Никаких приметных особенностей: ни шрамов, ни отметин. Нет даже родимых пятен. Ногти ухожены. Что-то еще?

«Что-то еще?.. О, много чего еще, госпожа Берг! Но, похоже, главное я уже понял».

– Скажите, Полина Андреевна: ей, вашей пациентке, нужна сейчас какая-нибудь медицинская помощь?

– В общем-то нет, – пожала плечами Полина Берг. – Она даже не простудилась, представьте, а ведь, со слов вашего помощника, пролежала без сознания несколько часов на снегу при температуре, близкой к нулю. Обморожений тоже нет. Другое дело – амнезия. Я сомневаюсь, что пациентка сможет обойтись без посторонней помощи, она практически ничего не знает об окружающем мире. Но и в психиатрической лечебнице ей делать нечего. Полагаю, лучшим решением для нее стал бы институт профессора Вайнштейна. Лев Маркович занимается как раз такими сложными случаями. Расстройство памяти, деперсонализация…

День получился насыщенным. 3-я Градская больница, Особое бюро, городское полицейское управление, Шлиссельбургская академия, Сыскной приказ. Телефонные разговоры, личные встречи, чтение документов – протоколы, показания, экспертизы – и изучение вещественных доказательств. Однако к пяти часам пополудни Яков устранил практически все чреватые осложнениями проблемы, а также разногласия «заинтересованных сторон» и, главное, перевел «Дело о четырех телах в парке Шлиссельбургской академии» в разряд совершенно секретных, попутно изменив формулировку с «убийство двух и более лиц» на «смерть группы лиц вследствие несчастного случая» с подзаголовком «невыявленный природный феномен». Сделать это оказалось непросто, но Яков умел настоять на своем и как раз в пять часов по