Поварихи, уборщицы, официантки и буфетчицы - все, как одна вольнонаемные. Оружейники, мотористы и прочие технари, среди которых женщины хоть и попадаются, но погоды не делают - обычно унтера. Радистки и телефонистки - рядовые. А офицеры - это уже или медики, врачи, фельдшера и старшие сестры, - или синоптики. Тоже, конечно, не сахар, но вполне себе встраиваются в систему. Женщины же пилоты, если говорить о военной авиации в целом - большая редкость, но даже те, кто есть в своем большинстве служат в транспортной авиации, и на фронтовые аэродромы, если и прилетают, то ненадолго, исключительно по делам. Принял груз или сдал, и ариведерчи. А вот летчики-истребители, да еще и обер-офицеры - это, насколько знал Сиротин, настоящая невидаль. На всю армию таких едва ли наберется больше дюжины. Из-за них, собственно, и был издан указ от седьмого сентября. И вот теперь, одна из этих кавалерист-девиц будет служить под началом Сиротина, да еще и в должности командира эскадрильи. То есть, на аэродроме "Озеро Гаардс" - самой дальней базе полка, - женщина станет царем и богом , да еще и воинским начальником . Та еще головная боль для командования.
Правду сказать, Амелина Сиротину понравилась. Была бы мужиком, цены бы ей не было. Спокойная женщина, выдержанная. Умная и себе цену знает. Знает, судя по всему, и то, что нравится мужчинам, но пользоваться этим, как донесли полковнику знающие ее лично люди, не желает, и это говорит в ее пользу, ибо, если назвалась груздем, так изволь соответствовать. Ну, она, судя по рассказам, к этому и стремится. Хочет, чтобы воспринимали ее, первым делом, не как женщину, а как боевого офицера. А это при ее внешности совсем непросто, не станешь же кричать на каждом углу, что ты, мол, ас, герой и все прочее в том же духе. Так что, понятное дело, временами ей приходится туго, но крест свой, как передают, несет с честью и зря не ропщет. За что ей полагается отдельное "спасибо".
Разумеется, Сиротин с ее послужным списком ознакомился заранее, да и поговорил о ней кое с кем в штабе корпуса. Имелись у него старые знакомцы на самых разных должностях. Кто давно служит, не может не обзавестись, если конечно не трус, не дурак и не подлец. Сиротин ни под одно из этих определений не подходил, и потому мог иногда рассчитывать на конфиденциальную откровенность 1-го офицера генерального штаба в штабе корпуса, с которым учился в одно время на командном факультете академии. Так что расспрашивал он Амелину, скорее, из любопытства, чем из необходимости: интересно было, как и что она ответит на тот или иной вопрос. Такие нюансы дорогого стоят, потому как характеризуют человека не хуже сухих фактов биографии. А биография у штабс-капитана была совсем непростая.
Старообрядцев в империи, как невзлюбили еще при царе Алексее Михайловиче, так не особо жалуют и до сих пор, хотя и не мордуют, как бывало в прежние времена. Но этот момент, - происхождение и родственные связи, - был особо отмечен в личном деле Амелиной. Хотя, с другой стороны, было известно и то, каким образом Кира Дмитриевна поступила в Качинское училище. Этот вопрос в личном деле штабс-капитана отражен не был, но до Сиротина довели достоверный рассказ о том, кем и в каких обстоятельствах принималось решение, и почему при открытом противодействии больших армейских чинов Амелину все-таки приняли в Севастопольскую офицерскую школу авиации.
А ларчик между тем открывался просто. В Качу захотела поступить дочь графа Скавронского Ольга. Небесталанный пилот, между прочим, но ко всему еще и родня - пусть и дальняя - государю-императору. Ну, самодержец и разрешил, но тут вмешались блюстители нравственности в лице великих княжон и прочих придворных дам: невместно, мол, девице из хорошей фамилии в одиночестве находиться среди такого количества половозрелых курсантов. И тогда, к Скавронской подверстали давно тыкавшихся носом в закрытые двери Киру Амелину и Клавдию Неверову. Вот эта троица и держала потом "в тонусе" всю авиационную школу. Однако учились девки прилежно и летали хорошо, потому и выпустились все трое в первой десятке по результатам обучения.
На этом, собственно, все должно было закончиться, поскольку о службе в армии не могло идти и речи. В Российской империи такого - имея в виду женщин пилотов, - никогда не было и не предполагалось. Но Неверова и Амелина спутали Военному министерству все карты, умудрившись записаться добровольцами в греческую армию, и показали себя на чужбине с лучшей стороны. С войны вернулись в Россию героями, имея на счету по несколько сбитых в бою турецких самолетов. У Амелиной таковых оказалось аж целых три. Разразился скандал. Неистовствовали суфражистки. Буянили демократы. Общественность требовала объяснений, и государь-император дал отмашку: "Бог с ними! Перебесятся, сами уйдут ". Так в Российской армии появились женщины-пилоты истребителей, и среди них подпоручик Амелина.
- Да, - сказал вслух Сиротин, - была бы ты, Кира Дмитриевна, мужиком, давно бы командовала полком.
Возможно, он несколько преувеличивал, но, учитывая то, как характеризовалась служба Амелиной в штабах различного подчинения, и сколько успела она посшибать супостатов за то немногое время, что ей разрешали летать на боевой машине, будь она мужчиной, в гору пошла бы куда быстрее.
***
Кира вышла от Сиротина в начале десятого. В штабе, кроме охраны и самого полковника, не было уже ни души, а на улице темно - светомаскировка - холодно и дождь идет.
"Вот черт! - сообразила она вдруг. - Надо было спросить у полковника, где здесь можно переночевать!"
Насколько она поняла из приказа, который Сиротин вручил ей в конце разговора, служить Кире предстояло на аэродроме, расположенном километрах в пятидесяти к западу от Чертовой мызы. Но как ей туда добираться, "добрый дяденька" рассказать забыл.
"Ну, я и вляпалась!"