— Я бы не стал драматизировать, — снова улыбнулся Карл, пытавшийся между тем понять, о чем же они, собственно, говорят. — Я всего лишь художник Карл Ругер из Линда.

Эту игру придумал Мышонок. Он называл это «сказать много и ничего». О да, Мышонок, безусловно, виртуоз — он умел говорить, и речь в его устах превращалась в страшное оружие. Когда-то, много лет назад, Леон из Ру был маленьким тщедушным мальчиком и все называли его Мышонком. Теперь он уже зрелый мужчина, но внешне изменился мало. Во всяком случае, два года назад, когда дорога неожиданно привела Карла в Амст, Леон оставался именно таким: худым, маленьким, серым. Мышонок, мышь. Однако он уже служил первым советником протектора, слыл мудрецом, и женщины рвали друг у друга волосы за право провести с ним ночь. Мышонок — умница. Он действительно сказочно одарен. Его эстетическое чувство было совершенно, а речь виртуозна. Единственный человек, которого он не мог или не желал подчинить власти своего интеллекта, — Карл. С Карлом Леон просто говорил. А игра, которую он когда-то придумал и в которую самозабвенно играл всю жизнь, была под стать его уму и чувству прекрасного. Никто не мог соперничать с ним в умении вести диалог так, чтобы сказать немного, но достаточно, чтобы собеседник полагал, что знает, о чем они говорят. Сам же ты об истинном содержании разговора мог даже не догадываться.

О чем говорил Игнатий Кузнец? Что он имел в виду? Карл этого не знал. Но ведь Кузнец говорил серьезно, и, значит, существовала надежда, что неясное когда-нибудь разъяснится, а неизвестное станет известным. А пока не стоило старику Игнатию знать о том, что он говорит с ветром.

— Отдай Яну меч, — сказал Игнатий после нескольких минут молчания, в течение которых они просто смотрели друг на друга. Карл ждал продолжения, а старик Игнатий, видимо, собирался с силами.

— Это приказ? — спросил Карл, доставая трубку.

— Нет, конечно! — откровенно ужаснулся Великий Мастер. — Это просьба.

— Просьба стоит денег, — серьезно объяснил Карл и стал набивать трубку табаком.

— Во что ты оцениваешь его меч? — спросил Игнатий.

— Меч хороший. Сейчас редко встретишь такой сплав, и кузнец… — Карл сделал многозначительную паузу. — Его ковали твои люди?

— Да, — нехотя признал Игнатий, неудачно маскируя небрежным тоном свое волнение. — Когда-то давно.

Ах вот оно как! Это твоя работа? Этот меч ковал ты сам? Интересно.

— Пятьсот золотых марок, — сказал Карл вслух.

— Значит, мы договорились? — с видимым облегчением спросил старик.

— О чем? — удивился Карл.

— О мече.

— Нет.

— Но ты же сказал «пятьсот марок».

— Ты спросил, во что я его оцениваю. — Карл вторично обратился к Великому Мастеру на «ты», но тот этого, казалось, не замечал. — Я ответил.

— Хорошо, — отступил Игнатий. — Я спрошу по-другому. Сколько ты хочешь за его меч?

— Смотря кто меня попросит, — спокойно объяснил Карл.

— Что это значит? — Старик его не понял.

— Если меня попросит сам Ян, цена мечу будет серебряный пенни, но зато Ян останется жив, — улыбнулся Карл.

— А если нет? — спросил старик.

— Если попросит Анна, я запрошу за меч две тысячи королевских марок. А если ты, то пять тысяч.

— Что будет в этом случае с Яном?

— Он умрет.

— Мою просьбу ты оценил дорого, — пожаловался Игнатий. Впрочем, сожаления в его голосе Карл не услышал.

— Она того стоит, ведь ты глава клана. — Карл закурил и, встав со стула, коротко поклонился: — Приятно было познакомиться, Мастер.

Игнатий ничего не ответил, сидел, нахохлившись, и смотрел на вставшего Карла.

Карл улыбнулся старику, повернулся и пошел прочь.

Дома Карла ожидали встревоженная его долгим отсутствием Дебора, горящий камин и плотный ужин, состоявший из всего, что купила и приготовила к его приходу несостоявшаяся волшебница. А еще его ждали лежавшие на краю стола письма, доставленные днем с нарочными. Карл взял в руки два свитка, пергаментный и бумажный, посмотрел на печати и отложил в сторону.

— Я голоден, как волк после неудачной охоты, — сказал он. — Накорми меня, женщина, и ты сохранишь в целости мягкие части своего роскошного тела.

Дебора привычно покраснела и бросилась накрывать на стол. Есть действительно хотелось зверски, ведь Карл ничего не ел с прошлого вечера. Поэтому с одинаковым аппетитом он поглощал и копченых угрей, и жареную ветчину, не забывая также про вино, лук, и редиску, и конечно же про белый хлеб. Хлеб был просто роскошный, из просеянной пшеничной муки, заквашенный на пивных дрожжах, и испечен он был тоже на славу. Карл с удовольствием макал хрустящие коричневато-золотистые корочки в густой красноватый мед и отправлял в рот вместе с кусочками копченого овечьего сыра. Всего этого великолепия ему с лихвой хватило бы и на ужин, и на обед, но, оказывается, Дебора, утверждавшая, что готовить не умеет, сварила и суп. Этот суп Карла приятно удивил и заставил задуматься о том, где носила нелегкая загорянку Дебору до того, как она встретилась с ним. Такой суп из говядины с перцами, помидорами и картофелем готовили только на Великой равнине, и бывавший в тех краях Карл хорошо себе представлял, как далеко от Семи Островов лежат равнины убру. Тем не менее даже эта мысль не помешала ему вполне насладиться ароматом и вкусом горячего густого супа, хотя вовсе его и не покинула.

Уже было совсем темно, когда Карл завершил свою первую и единственную в этот день трапезу. Дебора от еды отказалась, сославшись на то, что поела перед самым его приходом, и все время, пока он ел, пропадала где-то в доме, производя неясного происхождения шум, на который, впрочем, Карл внимания не обращал. Она появлялась время от времени только затем, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь еще, и исчезала снова. Но, когда она открыла дверь в очередной раз, именно тогда, когда Карл почувствовал, что наконец сыт, он ее уже не отпустил.

— Останься, Дебора, — попросил он, и она, помедлив секунду в дверях, вошла в комнату и остановилась перед ним, опустив глаза в пол.

— Садись, — предложил он. — Выпей со мной вина. Вино-то ты еще не пила?

— Нет, — ответила Дебора и, снова помешкав секунду или две, села к столу.

— Ну вот и славно, — улыбнулся Карл и, встав со своего места, принес Деборе кружку и наполнил ее вином. Девушка, сделавшая вначале движение, чтобы встать, оставалась все это время на месте, следя за ним одними глазами. Она снова была вся красная от смущения. Протянув ей кружку с вином, Карл налил себе бренди, отметив, что его «служанка» не упустила ничего из того, что он ей поручил утром, и спросил:

— Что ты там делала?

— Ты же хотел устроить баню! — почти с вызовом ответила она.

— Да, — улыбнулся Карл. — Это третья вещь, о которой я мечтал, возвращаясь домой.

— Куда? — Дебора его, кажется, не поняла, хотя, на взгляд