Аспид – в Египте аспид – Призрак Солнца, власть и обладание. В Древней Греции – доброжелательная и защищающая сила. В переводе с испанского аspid – рептилия и, возможно, поэтому аспида часто путают с василиском.

1.

Аэропорт "Халцедон", Константинополь, Византийская империя, 16 сентября 1991 года.

Аспид – международному террористу Карлу Аспиду инкриминировали убийства и руководство убийствами в общей сложности более ста человек в девятнадцати странах мира. Суды высшей инстанции королевства Нидерланды, Русского каганата и республики Аргентина заочно приговорили его к смертной казни, еще в шести странах он – так же заочно – был приговорен к пожизненному заключению, но поймать Аспида так и не удалось. Лишь в 1992 году по достоверным данным двух независимых источников стало известно о смерти Карла Аспида в январе 1991 года. Настоящее его имя и место захоронения так и остались неизвестны.

"Когда воротимся мы в Портсмут…".

Песенка эта, являвшаяся, по-видимому, шлягером по эту сторону Атлантики, преследовала его, начиная с Гибралтара, но имени автора он, вроде бы, ни разу не слышал. Иначе бы запомнил. Впрочем, не суть важно. Кто бы ни написал эти слова, и как бы этот кто-то ни пытался скрыть свои истинные мысли за ироническим отыгрышем и стилизацией под английский "моряцкий" фольклор, мужик этот кое-что о жизни знал, а то, что это был именно мужик, а не баба, и к гадалке не ходи. Мужик, разумеется, хотя песня звучала – и надо отдать должное, звучала совсем не плохо – и в женском исполнении тоже. В Гибралтаре ее пел мужчина в сопровождении оркестра, в Касабланке – тоже мужчина, но уже другой и под гитару, а в Иерусалиме, хоть и тоже под гитару, но уже женщина. Впрочем, все они пели по-русски, так что догадаться о происхождении песни было не сложно. Русский хит, сказали бы в Аргентине, и были бы, вероятно, правы. Русский. Интонация не лжет.

"Но все же в Портсмут воротиться, – а это уже в баре второго этажа центрального терминала "Халцедона" – не дай нам, боже, никогда".

Никогда… Хорошо сказано, и по смыслу правильно, потому что не за чем. Однако смотри как в жизни бывает, он же все-таки вернулся? Вопрос только, зачем? Никто его здесь, в его собственном "Портсмуте", не ждал. Ни друзья, ни враги. Друзья не ждали, потому что их у него больше не было. Во всяком случае, сам он никого припомнить не мог. А враги – потому что им и в голову такое придти не могло. У него ведь имелась определенная репутация. Так что, вряд ли кто-нибудь из тех, кому по роду службы было бы интересно подержать за жабры самого Аспида, ожидал, что он сделает такую глупость и вернется на родину. Впрочем, являлась ли Россия его родиной в полном смысле этого слова? Вопрос философский. Ведь отношения человека и места, где он родился, должны быть взаимными. Следовательно, мало ли, что он сам себе об этом напридумывал, справедливости ради, следовало бы еще и Россию спросить. Считает ли она себя все еще его родиной, или уже нет. Однако и то, правда, что доживать свой век ему, при любом раскладе, предстояло под чужим именем, так какая, тогда, разница, где? Можно и "дома". В своем личном "Портсмуте".

Он допил коньяк, затушил в пепельнице сигарету, и, бросив на стол деньги за кофе – как всегда в Константинополе превосходный – и порцию Митаксы, которую ничто уже и никогда не исправит, поднялся из-за стола. Торопиться ему сейчас было некуда, как и многим другим транзитным пассажирам, и он, разумеется, не спешил. Однако и в баре сидеть ему надоело тоже. Тем более, что, на самом деле, времени у него было мало, а сделать еще предстояло многое. И хотя показывать этого не следовало – ведь он транзитный пассажир с билетом на рейс в Мюнхен, который должен был отправиться только через три часа – но и тянуть резину тоже глупо. Слежки за ним не было, а камеры наблюдения, если и поймали его в свои объективы, ничего путного заинтересованным лицам рассказать о нем не могли.

Сейчас его звали Яном Несводой. Во всяком случае, имперский паспорт, с которым он прилетел сюда из Иерусалима, был выдан в Праге именно на это имя. Но геру Несводе, если все пойдет, как запланировано, оставалось жить недолго, а вот кем он будет, после того, как исчезнет вельможный пан – или у чехов это называется как-то иначе? – предстояло еще узнать. Он спустился по лестнице на первый этаж, нашел свободный таксофон