Прощай. Почувствуй Ветер.
И.Т.P.S. Не забудь приехать на оглашение завещания. Ты должен добраться до моего замка не позднее третьего дня лета. Ты же не думал, что я оставлю своего единственного живого родственника без наследства?
P.P.S. Пожалуйста, присутствуй на похоронах. Мне кажется, что «дворецкий» хочет срезать пуговицы с моего похоронного костюма.
Плохие новости медленно доходят до сознания, они будто специально ищут дорожку через самые непролазные куски головного мозга. Йозефик вопросительно смотрел на Бигги и по-детски хлопал глазами. Бармен пожал плечами, кивнул, подмигнул, что было несколько неуместно, притопнул – короче говоря, делал все возможное, чтобы Йозефик вышел из ступора. В конце концов ему это надоело, и он щелкнул молодого человека по носу.
– Дядюшка пишет. Говорит, что умер.
– Я же говорил, парень, что ничего веселого в письме нет. – Бигги налил две стопки прекрасного янтарного рома, одну взял сам. – Ну давай, парень. За старого Йивентрия, чтоб ему всё!
От рома в голове Йозефика прояснилось. Он даже начал сопоставлять некоторые факты и делать выводы. Правда, эти выводы, как всегда, рождали еще больше вопросов. Йозефик встал, начал прохаживаться вдоль стойки и оглашать свои выводы, загибая пальцы, что явно свидетельствовало о высокой степени мозговой активности.
– Во-первых, мой дядя умер, значит, я теперь последний из рода вир Тонхлейнов. – В нем проснулось чувство ответственности и ощущение зрелости, детство сначала скуксилось, а потом вовсе закончилось. – Во-вторых, он сам написал мне об этом, значит, умер не окончательно.
Бигги почесал подбородок, как всегда делал, пытаясь что-то подсчитать.
– В-третьих, мне надо срочно ехать к черту на рога, чтобы остановить коварного дворецкого, охочего до чужих пуговиц. – Йозефик остановился в задумчивости. – И почему дворецкий был в кавычках?
– Может, он нечистоплотный?
– Кавычки не из носа берутся, а из литературы.
– И откуда вы такие умные только беретесь? Можно подумать, разница большая… – возмущенно тряхнул головой Бигги.
– Я не закончил! – Йозефик загнул четвертый палец и в упор уставился на Бигги. – В-четвертых, ты, оказывается, знаешь моего дядюшку. Это довольно любопытный, с моей точки зрения, факт!
Бигги выдержал пылающий взгляд Йозефика с жиденькой улыбкой и, похоже, без особых угрызений совести. Он спокойно развернулся и ушел в темные глубины кухни. Вскоре оттуда донеслись приглушенные звуки борьбы, обычно сопровождающие чьи-либо попытки найти что-нибудь в темноте на ощупь.
Дандау вернулся, прижимая обеими руками к груди буханку хлеба, палку колбасы, тарелку и жутковатого вида кухонный нож. Особо не утруждая себя аккуратностью, он свалил эти трофеи на стойку, причем нож с дребезжанием воткнулся всего в волоске от руки Йозефика, он даже почувствовал прохладу, идущую от тусклого лезвия. Однако даже такие недвусмысленные намеки судьбы не смогли заставить молодого человека отказаться от желания засунуть нос не в свое дело.
– Бигги, ты мне не ответил.
– Да, я знал твоего дядю. Мы служили вместе со Старым Йи.
– А кто такой Старый Йи? – удивленно подняв бровь, осведомился Йозефик.
– И чему вас только в этих ваших университетах учат? Неужели не понятно? Йивентрий – длинно и коряво. Э?
– А-а-а…
– Бэ! Мы с Йи вместе служили в Предпоследнюю войну. Воевали со всеми сопутствующими и вытекающими. Слыхал хоть про такую?
– Ну, Бигги, что ты, издеваешься, что ли? Конечно, слыхал. Как-никак весь цивилизованный мир в этом сумасшедшем варварстве поучаствовал.
– Цивилизированный всегда к такому дурдому катится, будто ему там патокой намазано. Раз за разом в одну и ту же пропасть. А потом еще и не помнит, что же произошло. Мало ведь кто помнит, что на той войне творилось…
Йозефика прижало к табурету накатившим, как тошнота, ощущением «помню-помню, это уже было».
– Прошу, хватит ужасных историй про ходячих мертвецов, вопли, поросят и книги. Уж как-нибудь поближе к делу постарайся, пожалуйста. Особенно про вопли не надо.
– Ну, ладно, парень, ближе к делу так ближе к делу. Мы с Мясником Йи вместе всю войну прошли, всякого навидались. В последний день веселья, перед самым заключением мира, наши позиции накрыла артиллерия. Огонь, грохот, кровь, кишки и гнев богов… Обычное дерьмо, одним словом.
– Это…
– Я умею считать, парень! – отрезал Бигги. – Когда все закончилось, в той куче фарша более-менее живыми кусками оказались только я и Йи Чума. Да и то не очень, – Бигги постучал себя пальцем по лбу, и раздался звук, будто ложкой барабанили по эмалированной кастрюле. – Ну а после такого вполне естественно, что мы поддерживали связь. Только я и Старый Йи.
Дандау явно посчитал, что с него довольно объяснений, и принялся нарезать бутерброды. На тарелке уже высилась довольно внушительная стопка этого плебейского лакомства, когда Йозефик вышел из оцепенения, в которое его ввергла лобно-кастрюльная симфония в исполнении Бигги. Он с растерянным видом взял бутерброд и приступил к его поглощению. Монотонная работа челюстей поспособствовала проявлению любопытства.
– Бигги, а почему ты обзываешь моего дядю Мясником и Чумой?
– Все просто, парень. – Бигги лучезарно улыбнулся на весь свой набор зубов с частыми проплешинами. – Его так все называли, потому что дядя твой был самой злобной, коварной и бесчеловечной тварью по обе стороны фронта. Некоторые сомневались, что он человек, другие считали его колдуном, а несколько капелланов и вовсе увидали в нем демона-лазутчика из других миров и попытались сжечь его на костре…
У Йозефика отвисла челюсть и глаза вылезли на лоб. Далеко не каждый день узнаешь, что у тебя среди родственников затесался официально признанный религиозными деятелями демон. Да еще и лазутчик, а не честный иммигрант.
– Но он как-то выпутался и этим святошам оторвал по самый корень эти самые… Ну, им, короче говоря, после этого прямая дорога была в хор мальчиков-зайчиков. После этого случая Могильный Йи со всеми встречными капелланами проводил профилактические процедуры по переламыванию пальцев, чтобы спичками чиркать не могли…
В мозгу всплыли почерпнутые в кратком курсе психологии термины, большей частью названия маний. Йозефик автоматически потянулся за вторым бутербродом, но Бигги успел вовремя отодвинуть тарелку. Молодой человек сидел теперь с открытым ртом, выпученными глазами и нервно шарил руками перед собой, а бармен с мечтательной улыбкой продолжал вытряхивать на него скелеты из шкафа семейства вир Тонхлейнов.
– На самом деле человек он был хороший и к людям хорошо относился, да вот только людьми он далеко не всех считал, кто на двух ногах ходит и ест вилкой и ножом. В общем-то, парень, ты-то его в сотню раз лучше знать должен, нечего мне тут распинаться. Ты мне лучше скажи, ты как? Собираешься на похороны ехать или нет?
Успокоенный тем, что дядюшка-демон-лазутчик был человеком хорошим и всеми уважаемым, Йозефик захлопнул рот и вернул глаза в исходное положение, но попыток дотянуться до бутербродов не оставлял, и так как теперь он смотрел прямо