Стычка с Клодом вызвал серию головокружений. Крапинки белого мусора словно затеяли вокруг меня хоровод, возвращая в то состояние, какое было в колбе с электролитом.

Я была вынуждена присесть на один из пустых контейнеров, готовых к погрузке в бронепежо. Вытряхнула на ладонь сразу две таблетки блонамина.

Как же я так сплоховала?

Клод всюду прав.

Я ничем не доказала право участия в делах Эскадрона. Я — рядовое существо. Даже мои боевые качества — наследство, а не результат собственных усилий.

У блонамина вкус мела. Это, кстати, вызывало подозрения, не плацебо ли мне прописали мясники из корпоративной лаборатории? Надо спросить у д’Егора результаты анализа вещества.

— Запивон, — сказал Антуан, протягивая свою флягу. — Ты как Клод, так же игнорируешь запас воды.

— Мешает при беге, — ответила я. — Кроме того, рядом всегда есть мой аджюдан.

— Рядовой, вы обязаны иметь при себе аптечку и флягу с водой. Их отсутствие — нарушение дисциплины.

— Слушаюсь, мой аджюдан.

Я поднялась, чтоб отправиться в хозчасть за флягой.

— Жизель, — сказал напоследок Антуан. — Я тоже считаю, что Патрик Паск не тот, за кого себя выдаёт. Клод это прекрасно знает.

— Да. Я должна следить за своими мыслями и не смешивать их с чужими воспоминаниями.

— Э-э-э, ну, типа того.

До пункта экоконтроля на въезде в Санитарный Домен бронетехнику и личный состав доставили на грузовых эликоптерах. Затем Руди пересела за руль первого бронепежо. В салоне разместились остальные члены эскадрона.

Во втором бронепежо демонтировали оборудование и заполнили пустыми контейнерами для артефактов. За рулём находился помощник Руди, второй пилот Эскадрона Карл Дженго. Молодой негрянин, недавно окончивший военную академию.

На лавку рядом со мной сел пулемётчик Захар Легрет. Косил на меня глазами, иногда поворачивался и спрашивал отрывисто:

— Так ты клон, значит?

— Угу. Синтезан.

Через пару минут снова покосился:

— Клон Клода, значит?

— Угу. Но синтезан.

— Разноголовая, значит. Ну и чё, как?

— Нормально, Захар. Когда вернёшь Клоду двадцатку, что занимал в прошлом году?

— А-а-а-а. Вот какой ты клон, значит? Ясно. — И Захар отсел.

На его место опустился профессор Сенчин. Одет в устаревший китель со споротыми знаками отличия. Китель хранился в кладовке каптенармуса так долго, что пыль стала частью окраски. Скафандр и шлем держал на коленях, оттягивая необходимость переодеваться.

— Ты-то как здесь очутился, дед? — спросила я.

— Клод предложил должность научного консультанта в Эскадроне. Эта миссия будет для меня испытанием. Ведь я физиогенетик, а не историк.

— Надо было думать, прежде чем работать на врагов, дед, — сказал Антуан. — Не понимаю, почему тебя в острог не бросили.

— Я бы гильотину прописал, — заявил Гоша.

— Ни в острог, ни на казнь меня нельзя. У меня был титул. После суда и вынесения приговора, Глапп Корпорасьён прибрала себе материалы моего эксперимента. За измену родине и сотрудничество с потенциальным противником, лишили профессорского титула, а с ним и пожизненной ренты.

— Не жди, что пожалею, — сказала я.

Захар поддержал из дальнего угла:

— Получай по заслугам.

— Признаю свою ошибку. Но имеешь власть, имей и милосердие. Я готов искупить вину работой. Корпорация не дала мне этого шанса.

— Ага, выдадут тебе кредитный ошейник путы и отправят в бордель. Вдруг и на тебя клиент найдётся.

Не обращая внимания на насмешки, Сенчин продолжал:

— Глапп-Банк де Моску заявил, что не желает иметь дела с ренегатом. Аннулировал мои пенсионные накопления в пользу ветеранов войны в Нагорной Монтани. Я вернулся в провинцию Вилле, рассчитывал протянуть последние годы в родовом имении, но дом поджёг ветеран, когда узнал, что меня осудили за измену. Я еле успел выбраться из огня. Вот так вот, на шестьдесят шестом году жизни, остался без дома и денег. И всё от любви к науке.

— Любовь наказывает строже пьяного жандарма, — изрёк Гоша.

— Неделю назад, в приюте, где я обитал, появился Клод. Дал мне сутки, на изучение истории добедового и бедового периода человечества. Я не спал, готовился к миссии. Теперь я профессор и в области истории.

— Дед, а зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Ты же немного и моё дитя, Жизель. Родное существо. Я дал тебе жизнь…

— Да ну, не гони дед.

Я отвернулась, чтоб он не заметил слезу в уголку глаза. Этот чёртов блонамин делает меня чрезвычайно слезливой и нервной.

Гоша философски резюмировал:

— Жизель — это дитя Клода