– Убью, сука, – процедил сквозь зубы беглец, доставая из кармана нож со стопором.
«Он задыхается», – отметила про себя Лудивина в тот момент, когда парень бросился на нее, выставив лезвие перед собой.
Движение тазом, чтобы уклониться. Удар ладонью в предплечье, чтобы отвести оружие. Качнуться назад, восстанавливая равновесие. Упор на одну ногу, мах бедром второй ноги, мощный удар коленом в поясницу. Сжать кулак, прицелиться в челюсть, выкинуть руку вперед – как будто отпустить натянутую резинку – для короткого, точного удара. Прямое попадание. Без паузы задействовать вторую руку – удар в лицо. И напоследок – тычок в шею. Заметить, что рука с ножом в пределах досягаемости, перехватить ее на уровне сустава, зажать, как в тисках, крутануть в сторону, противоположную естественному сгибу, провернуть. Хруст. Крик. Удар ступней под колено – резкий, жесткий, чтобы заставить ногу противника согнуться. Добыча падает на колени. Заломить руку за спину. Почувствовав сопротивление, сделать еще один мах бедром и припечатать коленом скулу. Не разжимать хватку на кисти, хотя его тело заваливается набок. Схватить за ворот другой рукой. Заломить локоть сильнее и обездвижить противника. Грубо толкнуть вперед, уложить ничком, впечатать морду в грязь, коленом придавить позвоночник. Вторую ногу отвести в сторону, упереть в землю, чтобы сохранить равновесие…
Преследуемый обезврежен и стонет.
Все это время Лудивина наносила удары, не чувствуя сомнений, не задаваясь вопросами. Как робот. Сейчас она заметила, что плечо парня выглядит странно – сустав был вывихнут, и он вскрикивал каждый раз, когда Лудивина сильнее сжимала его руку, заломленную за спину. Она достала вторую пару наручников и защелкнула их на кистях парня. Теперь уже никуда не денется.
Она встала, стараясь восстановить дыхание, и одновременно огляделась в поисках сумки. Все произошло очень быстро – Ив все еще поднимался по склону, выкрикивая ее имя. Лудивина помахала ему рукой, обозначая свое местоположение. Круги света от фар «кайена», тонущие в синеватом сиянии мигалок мотоциклов, казались бесконечно далекими.
Сумка валялась в траве совсем рядом.
Только бы там оказалась дурь. Если я переломала этому чуваку кости ни за что, проблем не оберешься…
Лудивина подняла сумку и удивилась ее весу.
Килограммов десять. Надеюсь, в ней порошок. Если так, это будет большой улов. Просто огромный.
Она поставила сумку обратно на траву, расстегнула «молнию» и развела в стороны боковые стенки.
Там были пластиковые пакеты, но слишком большие для упаковки наркотиков, и содержимое их было темнее. Янтарного цвета. Лудивина пошарила в сумке рукой – дюжина пакетов, не меньше, и все довольно крупные и тяжелые. Достала один, размером с небольшой постер, и с первого взгляда не поняла, что в нем такое – какая-то тряпка с темной каймой по неровным краям…
Убедившись, что пленник по-прежнему валяется, постанывая, на земле, она достала из кармана фонарик.
Белесый луч высветил синеватый рисунок – рыбу – на бледно-оранжевом фоне, а по краю шла полоса цвета засохшей крови.
Похоже на…
Татуировка. Это была татуировка в окружении родинок и веснушек. В пакете лежал кусок человеческой кожи. Судя по размеру, со спины.
Лудивина болезненно сглотнула. И наклонилась поближе к сумке, чтобы лучше рассмотреть содержимое.
Во всех пакетах был один и тот же товар.
Фрагменты человеческой кожи. В основном белой. Достав пакетик потоньше, Лудивина в этом уже не сомневалась.
Человеческое лицо – обезображенное, плоское, без рельефа, со складкой на месте носа и небольшими утолщениями там, где должны находиться губы.
Маска, под которой ничего не было, смотрела на нее пустыми орбитами глаз.
3
Парижский институт судебно-медицинской экспертизы походил на небольшую крепость девятнадцатого века. Первый ярус, коричневый, почти черный, наполовину врытый в землю и окнами выходивший на Сену, был отведен под гигантские холодильники и прозекторские, соединенные целой сетью неуютных коридоров с плохой вентиляцией. Выше находился второй ярус – из красной кирпичной кладки, продырявленной высокими окнами, а над ним, на крыше, из строительных белых блоков был собран третий, с кабинетами и лабораториями. Все это было построено для того, чтобы стать хранилищем страшных тайн. Здесь обустроилась смерть, разложив повсюду свои секреты – они таились во взрезанных грудных клетках, вскрытых дуговой пилой черепных коробках, в рассеченном скальпелями эпидермисе; поблескивали в телесных жидкостях под бесстыдным светом хирургических ламп. Они хранили горькую истину: смерть лишает индивидуальности тех, к кому прикасается, трансформирует их в объекты, превращает в предметы. Плоть становится мясом, имена – порядковыми номерами, раны – уликами, тела – скелетами, люди – воспоминаниями. Человек растворяется в небытии, от него остается призрак, которого удерживает от полного исчезновения лишь память тех, кто знал его при жизни. Здесь больше, чем где-либо, эта мрачная очевидность бросалась в глаза, денно и нощно, без передышки, подтверждаемая зловещей алхимией.
Лудивина и Сеньон стояли на нижнем ярусе в холодном помещении без окон со старой побелкой. Было раннее утро, Сеньон держал в руке бумажный стакан с кофе из «Старбакс», который он так ни разу и не поднес к губам с тех пор, как они вошли в здание. На фоне здоровенного мускулистого коллеги, чья черная кожа будто впитывала неоновый свет, Лудивина казалась хрупкой, почти несуществующей. Они были при исполнении, но, как и большинство сотрудников Парижского отдела расследований Национальной жандармерии, чаще работали в гражданском. Сегодня Сеньон был в серой толстовке с капюшоном и спортивных штанах, а Лудивина – в джинсах и бледно-розовом мохеровом свитере. Они походили на случайных посетителей, на туристов, заблудившихся среди тел, накрытых простынями.
На столах из нержавейки были аккуратно разложены куски кожи, изъятые несколько часов назад. Гладкая поверхность отражала холодный яркий свет. Все вместе это напоминало причудливый тошнотворный пазл. В сумке наркоторговцев нашлось четырнадцать фрагментов. Самые маленькие представляли собой лица. Три плоские нелепые