Ну… если начистоту, то и на мой вкус снобу недостаёт парочки килограммов. Буквально вот совсем чуть-чуть. Такое изящество для парня его телосложения навевает мысли о… всякие мысли. Но больным он точно не выглядит.
— Спасибо, — просто благодарит он и забирает у Магдалены свёрток.
Та рада стараться, что годы «те», ну, словом, подходящие:
— Настоящего мужчину накормить всегда приятно!
Жду, пока Магдалена оторвётся от сноба и пройдёт мимо меня, и выдаю запрос:
— Девушка, а можно и мне добавки? А то, знаете ли, после всех этих досмотров в аэропорту моя нервная система в таком стрессе, что желудок кушать хочет, как десять добротных настоящих мужиков. Понимаете?
Возвращается она через двадцать минут и приносит тот же самый микроскопический пакетик с печеньем и стаканчик кофе.
— Вы издеваетесь? Этим даже младенца не накормить, — бурчу, ни на что, собственно, уже не надеясь.
— Извините, фрау, но в перелётах длительностью до двух часов комплексный обед не предусмотрен. Только завтрак.
— Во-первых, после такого «завтрака» прожить можно только во сне, и то, если ещё уснёшь, а во-вторых, а как же гигантский бутерброд для вон того вот «настоящего мужчины»?
— Бутербродов больше нет.
— Это как так-то? Почему для него есть, для меня нет?
— Потому что это был мой обед на сегодня. К сожалению, я запаслась только одним.
— Вау… — говорю. — Первый раз в жизни встречаю такую заботливую официантку… тьфу, бортпроводницу. Это как же Вы теперь без обеда-то?
Но мой вопрос она уже даже не слушает — убегает. Оскорбилась. Честно сказать, я не нарочно её обидела, у меня так выходит иногда… само по себе, без намерений и злого умысла. И вот именно в этот момент переосмысления я чувствую на себе осуждающий взгляд, укорительно щёлкающий меня по лбу. Поднимаю глаза, и точно — он смотрит на меня, серьёзно, хмуро, конкретно так вывернувшись в своём седле. Сиденье, то есть.
И вот я не втягиваю шею, она сама натурально так втягивается. Что странно, потому что все последние… «надцать» лет я искренне полагала, что функция генерации стыда и смущения в моей биосистеме безвозвратно атрофировалась. Были времена, были дни и месяцы, когда стыд оказался вдруг ненужным, мешающим жизни сбоем системы выживания.
Тем временем бабуля минут пять развлекает соседей своими попытками встать. Габариты у неё, однако… уж кому-кому, а этой даме преклонного возраста не на меню надо жаловаться, а искать контакты толковых диетологов.
— Вам нужна помощь? — сдаётся Лео.
— Ох… Лео… В твои бы объятья да при других обстоятельствах! А эти убьют весь флёр между нами.
Он хохочет, но всё равно поднимается, помогает. Встав, наконец, на ноги, она усаживает его на место и ловит пролетающую мимо Магдалену:
— Детка, помоги-ка достать мой костыль, мне приспичило.
Магдалена тянется-тянется, и прямо изо всех сил старается НЕ дотянуться.
— Лео, простите, Вы не могли бы…
Но Лео уже всё понял и уже давно на ногах. Он ещё не перешёл к активной стадии «помощи» только потому, что стюардесса загородила ему доступ к багажной полке. Он демонстративно ждёт, пока она сдвинется с места, а она, сияя, предвкушает его внушительную фигуру позади своей. Я наблюдаю за всей этой сценой с интересом и странным таким чувством … да нет, не может этого быть. Я? Ревновать стюардессу к снобу? Да на что он мне?
— Лео, Вы не могли бы мне помочь? — ещё медовее приглашает его она и тянется своей ручкой в бесконечность багажного сундучка.
— Конечно. Позвольте мне.
— Никак не могу достать…
Мне кажется, или она совсем тупая?
— Деточка, отойди-ка в сторону, Лео справится с этим и сам! — теряет терпение бабуля, и впервые за этот полёт начинает мне нравиться.
Магдалена на мгновение изменяет своей выправке и теряет даже пластиковую улыбочку, но её разочарование очень скоро сменяется очарованием, потому что Лео поднимает руки. И, кажется, обе перестают дышать — Магдалена и бабуля:
— Ох, где же вы, мои девятнадцать лет…
Still Corners — Beginning To Blue
Нет смысла это отрицать, Лео хорош собой. Тот редкий случай, когда мужик — липкая лента, а женщины на его пути бестолковые мухи. Ладно б он был только высоким и широкоплечим, так нет же, ещё и безупречный типичный англосакский профиль. Всегда думала о том, кому же такие достаются? Наверняка, только стройным и бесконечно миловидным актрисам, с никогда не сходящей улыбкой и здоровым румянцем на щеках после ежедневных прогулок верхом или виндсерфинга. Нет, стюардесса Австрийских авиалиний на роль принцессы не подойдёт, разве что временно. Кратковременно.
Некто с женоподобным, но при этом мужским голосом, просит воды, и Магдалена, пряча раздражение, уносится работать. Кэрол, с трудом вынырнув из хрустального мира любования, благодарит своего благодетеля:
— Спасибо тебе, Лео. Спасибо, дорогой. Хороший ты парень, Лео, — напевает она, поглаживая его по руке чуть ниже плеча. — Но на эту, — кивает в сторону ушедшей стюардессы, — не смотри. Тебе не такая девочка нужна.
— Какая же? — посмеивается в ответ он, но делает это мягко, даже ласково.
— Особенная.
— И в чём же она должна быть особенной?
— В главном — в женской силе. Жизнь в ней должна бить ключом! — и для пущей убедительности Кэрол сжимает свой увесистый темнокожий кулак и машет им перед носом у Лео. — Ну вот, к примеру, как та чудная в балетной юбке, что в аэропорту старой кошёлке натолкала. Видал, как у неё глаза горели? Аж искры кругом! Ох, а как бы такая искрила в твоей спальне…
Ошарашенный, он только поднимает брови, а я аж голодной слюной подавилась: кого это она имеет в виду?
— Такая выберет для твоей жизни только самые яркие краски! — уже разошлась бабуля.
Лео склоняет голову на бок, затем разворачивает её так, что мне теперь виден его профиль — будто уверен, что я за ним наблюдаю, и делает это нарочно.
— Вы полагаете, моей жизни нужны краски?
— Я прилично пожила, дружок. Пятьдесят лет с Бобби рука об руку. Я говорила тебе, что не отказалась от него. А знаешь почему? Потому что мы искрили. Потому что я ни за что не променяла бы эти 50 лет ни на какие другие, если б даже мне предложили выйти хоть за самого принца! Я бы выбрала своего беглого Бобби. А сколько пустых пар за всю мою жизнь прошло мимо меня? Нет, были и счастливые — но это реже, чаще несчастные — пустоцветы. Так вот счастливые всегда дополняют друг друга. Они не похожи, но они два разных черепка одного кувшина. Когда притираются — искры летят, страсть кипит, но скучно им никогда не бывает.