– Но мы могли бы обручить их.

– Разве обычай дозволяет невесте Волха обручаться? – Сванхейд взглянула на Храбровита.

Тот покачал головой:

– Если раньше была девка сговорена, тогда ничего. А коли Волх уж выбравше ее, тогда ждать надобно. От простого-то жениха не обручают, то чести противно. А уж от этого…

Старейшина снова покачал головой, не веря, что может найтись столь дерзновенный глупец.

Сигват с досадой поджал губы: его подвел собственный союзник.

– Но мы могли бы… договориться с тобой, госпожа, что это обручение будет заключено, когда выйдет срок…

– Прости, родич! – Сванхейд вздохнула и утомленно опустила веки. – Я – усталая старая женщина. Для меня слишком много новостей на один день. Мы поговорим об этом позже. Но кое-что я могу сказать тебе и сейчас. В нашем роду не принято отдавать деву за человека, который еще ничем себя не проявил. А твой сын пока…

– Вот ему бы с князем и пойти, – подхватил Шигберн. – Сходил бы в поход тем летом, прославился бы, а тем временем и срок девушке выйдет. Тогда брак был бы приличный, никто нас не осудил бы…

– Я вижу, – Сигват поднялся на ноги и упер руку в бок, – что ты, госпожа, не расположена к разумному соглашению. Ты ищешь способ отклонить мое предложение, а не принять. Ты вольна в себе и своих детях. Но вот что я тебе скажу… Как бы тебе не пожалеть о своем…

– О чем? – с тихим вызовом спросил Бер. Он изо всех сил старался не выказать неуважения к старшему родичу, но Мальфрид видела, что поведением Сигвата он взбешен. – О чем своем?

– Вы пожалеете о своем упрямстве еще до конца этого лета! – повернулся к нему Сигват, не смея бросить упрек самой Сванхейд. – Еще до жатвы! Вот что я вам скажу! И тогда вы вспомните, какой достойный и для всех почетный выход я вам предлагал!

Когда Сигват с братом и Храбровитом удалились, оставшиеся некоторое время молчали. У Сванхейд был утомленный вид, у Бера – злой, а остальные пребывали в тревожной растерянности.

– Вот что, госпожа, – наконец подал голос Торкиль. – А не послать ли тебе в Ладогу к Ингорю? Он человек умный. Пусть хотя бы знает, что у нас тут за дела.

– Ингорь ладожский? – Сванхейд подняла бледное лицо.

– Вестим сам к нему пошлет, – заметил Бер, еще не остыв. – Ему ведь тоже войско собирать.

– Но обсудить с ним эти дела было б не лишним, – поддержал Бергтор. – Да и дружина его… тоже пригодится, если что.

– А давайте-ка я к нему съезжу! – оживился Бер. Ему хотелось немедленно сделать хоть что-то. – Поговорим, чего он скажет? Будет Сигват знать, что Ингорь ладожский на нашей стороне, может, поумерит пыл свой.

– Когда ты хочешь ехать?

– Да хоть сейчас. Чего тянуть?

Сванхейд подумала немного.

– Пожалуй, вы правы. Поезжай к нему. Но только, – она перевела дух, устав от тревог, – не задерживайся. Я уже не та, что прежде. Мне хочется иметь при себе мою главную опору.

– Не тревожься, дроттнинг. – Бер подошел к ней, встал на колени и коснулся лбом колен Сванхейд. – Чего рассиживаться, не йоль ведь. Через три дня буду на месте, дней в двенадцать туда и обратно обернусь.

Сванхейд ласково опустила иссохшую морщинистую кисть на его светлые вьющиеся волосы – наследство всех мужчин семьи. Сквозь печаль и нежность на ее лице читалась некая мысль, направленная к чему-то очень далекому. Возможно, и она сейчас думала о восьмерых сыновьях, которых произвела на свет. Хакон, Бьёрн, Ингвар, еще Хакон, Тородд, еще Хакон, Эйрик, Энунд. Что, если бы все они были сейчас живы и не разлетелись по свету? Судьба рода тогда сложилась бы иначе. Но и единственным бывшим при ней внуком она могла гордиться – Бер без колебаний в одиночку подставлял плечи под нелегкий груз.

Мальфрид стояла на речной веже, глядя на реку. Накрапывал дождь, и она придерживала на груди края большого серого платка из грубой шерсти. Бер уехал четыре дня назад, сейчас идет пятый. Вернее, не идет, а ползет улиточьим шагом, спотыкаясь о каждую песчинку. Она отчаянно скучала по Беру – без него весь Хольмгард опустел. Мальфрид находила себе разные дела по хозяйству, надеясь отвлечься, но помогало слабо. Когда перемеришь остатки зерна, кажется, что дней семь миновало за этим делом, а оглянешься – день все тот же.

Бер уже в Ладоге. Вниз по Волхову туда пути дня на три-четыре. Задерживают пороги, но река поднялась от дождей, а у Бера с собой почти никакого груза, кроме обычных дорожных пожитков и припасов, – пройдут легко.

По Волхову ползла в сторону озера большая лодка. Мальфрид узнала ее: из Унечади. Как и все здешние жители, она уже знала многие лодки из прибрежных селений. Старейшина Стремислав отправился в Перынь? Зачем? Сегодня никакого торжества не ожидалось. Но мало ли какое у него дело?

«И у Лубенца тоже?» – подумала Мальфрид, вспомнив, что чуть ранее видела лодку из Гремятицы. С чего это они все туда потянулись? Если в Перыни назначались советы или жертвоприношения, оттуда рассылали гонцов по всем селениям, и к варягам тоже. Но никто из Перыни не приезжал, в этом Мальфрид была уверена.

Кое-что прояснилось на следующий день, но Мальфрид не знала об этом. Она видела, как Белава, скотница, провела к Сванхейд оратая из Конищей, одного из тех, что приезжал забирать навоз для своих полей, ну так и что?

– Ты госпожа добрая, мы одного добра от тебя сколько лет видевше, – говорил мужик, стоя перед Сванхейд и потирая только что вымытые руки. Опасаясь, что от него несет навозом, он стеснялся подходить к ней ближе, чем на три шага, и Сванхейд приходилось тянуться вперед, чтобы как следует разобрать запинающуюся речь. – Отец мне сказал: ты как поедешь, Лыкоша, за навозом, так ты скажи хозяйке-то… Чтобы ей, стало быть, ведать…

– Что просил передать мне твой отец? – подбодрила его Сванхейд.

– Звали вчера в Перынь, от Храбровита к нам присылали, и отец, стало быть, ездивше. Мы-то сено убиравше, благо разъяснилось, пока подсохше, а он ездивше…

– В Перыни вчера собирались люди?

– Отцы все собирались, да.

– И о чем там шел разговор?

– Об жатве, стало быть. Худо дело. Вымочит нас опять, сам-два соберем, как жить будем? Корьем питаться. И Храбровит речи такие вел, что, стало быть, надобно жертву Волху.

Сванхейд переменилась в лице. Будто холодным ветром вдруг потянуло среди хмурого, но довольно теплого дня.

– Такое, говорит, дело, что третий год хлеб не родится. Гневен, стало быть, отец наш. Желает невесту свою.

– Храбровит предложил отправить к Волху его невесту, чтобы тот унял дожди и послал урожайный год?

– Истовое слово молвивше, госпожа.

– И что люди решили? – невозмутимо спросила Сванхейд, будто ее это