– То же, что и все… – заскрежетал зубами от боли Лех. – Ох… Он же… похлебку… раздавал… – изувеченный, точно обглоданный, палец указал на Дылду.

Головорез подвизался кашеварить на камбузе вместо погибшего Влада и имел все возможности для того, чтобы незаметно подсыпать яд. Шкипер и так подозревал Дылду, а если предположить, что обвинил его напрямую, потребовал клятую карту, то головорез мог и задушить Костакиса… Демон! А зачем травить такелажников? Ну нет в этом смысла…

– Леху промыть желудок, – кивнул он матросам и направился в трюм, где под замком томился боцман.

– Что, капитан, – зло сплюнул на пол Энрику, привалившись к тюку с табаком, – совсем худо стало?

– Убили шкипера, – кивнул Кинтаро. – Но ты этого сделать не мог.

– Туда этому старому пердуну и дорога, – огрызнулся боцман, но по легкой растерянности на его лице капитан понял, что известие Энрику ошеломило.

– А еще ночью скончался Джек. Отравили.

– ЧТО? – взвился боцман и схватил не ожидавшего такой реакции капитана за грудки. – Как? Кто?!?

– Полагаю, тот, кто убил всех остальных… Кто он тебе? Кем тебе приходился Джек? Ты так за него просил…

Энрику вдруг сник, как-то потух и безжизненным голосом ответил, уставившись в пустоту:

– Та шлюшка Рози из Керекеша. Может, помнишь ее, капитан? Рыжая красотка, грудастая… Я долго за ней волочился, все золото спустил… А Джек – ее сын. Она написала, что и мой. Он и в самом деле похож на меня… Ведь правда похож, скажи? Был похож… Господи!

Боцман с размаху заехал кулаком по тюку, и тот просыпался табачным листом на пол.

– Это все твой дружок, Дылда! Это он убил моего Джека! – напустился он на капитана.

– Погоди, Энрику. Опиум у тебя каюте чей? Ответь честно. Сейчас не до игр.

– Не мой! Подкинули! Этот громила и подкинул!

– Этот громила только что при осмотре шкипера заявил, что тот употреблял опиум.

– Что? – оторопел боцман. – Костакис?

– Думаю, из-за больных суставов подсел. А раз так, значит, опиум тебе подкинул он, чтобы самому не попасться при обыске.

– Старый хрыч! Все простить не мог!

– А ты? – Кинтаро пристально вглядывался в боцмана. – Ты ведь тоже зло затаил?

– Да ладно, капитан! – устало махнул рукой Энрику. – Чего уж вспоминать… Ты был в своем праве, пьянство в море до добра никогда не доводит… Это скорей Лех на тебя обиду затаил.

– Я бы и сам за ним вернулся, ты же знаешь. А неделька на безлюдном острове в компании бутылки рома хорошо мозги вправляет.

– Да уж…

– Помоги мне, Энрику. Мне надо найти того, кто убивает моих людей. Лех может стать следующим, если рвотное не поможет.

На боцмана это не произвело никакого впечатления. Он застыл в странном отупении чувств и мыслей, только пробормотал:

– Напиться хочу. Просто напиться. А ты сам ищи…

Отдать последние почести убитым собралась вся поредевшая команда. Юля посчитала, что непременно должна присутствовать, и никакие уговоры не помогли. Капитан произнес короткую заупокойную молитву, и княжна, как не крепилась, не смогла удержаться от слез.

– Не реви, милая, на берегу их все равно никто не ждет… А море, оно всем радо…

– Как же не ждет… – выдавила девушка. – Матрос такой молодой, а у шкипера остались дети и внуки…

– Не было у Костакиса никого.

– Как так? Он же мне все про дочек рассказывал. Их три – Фиона, Игнасия и Мария. А внуки…

– Выдумывал он, пока сам в это не поверил. Кость всю жизнь в море провел, так и не обзавелся семьей. Оттого на берегу задерживаться не любил… Все гнался за мечтой… – капитан погладил Ирису, сидевшую возле его ног.

Юля всхлипнула, но упрямо продолжала вглядываться в туманную даль, не желая запоминать лицо шкипера синим и страшным. Она будет помнить его веселым, добрым и таким же романтиком моря, как и она. Серая линия горизонта искривлялась и плыла перед глазами предательскими разводами. Но странная черная точка на горизонте не исчезла, даже когда княжна сморгнула и вытерла глаза платком. Юле вдруг почудилась… крыса… Большая крыса, которая прыгала к ней прямо по седым волнам, приближаясь все ближе и ближе…

– Там крыса! – закричала княжна, указывая пальцем. – Она гонится за нами!

– Юля, прекрати! – Анжи попытался унять девушку, но она вырвалась, дрожа от ужаса и не в силах отвести взгляда от растущего грязного пятна.

– Что там?

– Да глупости это все… Девичьи страхи, капитан, она всю ночь меня изводила, под кроватью ей тоже крысы чудились…

– Хм… Как же ты, милая моя, капитаном хотела стать, если крыс боишься? – капитан остановился рядом с Юлей, но ухмылка сползла с его лица. Загривок Ирису ощерился животным страхом. – Педро! На марс! Живо!

Покачивающийся от поминальных излияний боцман мигом протрезвел и подал капитану подзорную трубу.

– Почему мне никто не верит? Это крыса!

– Нет, это много хуже, – опустил трубу капитан, а марсовый уже кричал сверху:

– Это барк! Затопленный барк! Идет к нам полным ходом!

Глава 12, в которой Единый оказывается несколько глуховат

Не было ни малейшего дуновения ветерка. Серая поверхность моря была странно тиха и неподвижна, а затопленный барк без парусов и команды летел по ней, догоняя беспомощную шхуну. Людей на “Маковее” словно парализовало от ужаса перед неизбежным. Каждый понимал, кто заправляет на том корабле, и куда ушли все крысы…

– Давай сюда клетку, – обреченно приказал капитан.

Матрос Ян метнулся в кают-компанию и вернулся с жертвенной крысой. Клетка полетела в воду, и несчастный грызун заметался в попытках спастись. Примерно также метался разум капитана в отчаянных попытках найти способ спасения, которого не было. Поварёнок пришел за своим… Отдать ему карту? Уничтожить ее? Ветра нет, а значит, нет и надежды…

Антон развернул княжну к себе, не сводя взора с приближающегося барка.

– Это он? Поварёнок? – спросила Юля, заглядывая в лицо юноши.

– Да…

Почему проклятое колдовство настигло его даже посреди моря? И почему из-за него должна погибнуть княжна? Страшно погибнуть, а может и вовсе превратиться в нечто нечеловеческое… Антон вытащил кинжал и сжал его рукоять. Он не отдаст ее на поругание крысиному колдуну. Он должен это сделать… Его сердце останавливалось при виде испуганной прозелени глаз и дрожащих в тщетной молитве губ. Пусть лучше она умрет от его руки, чем станет игрушкой Поварёнка. Но Антон все малодушно мешкал и мешкал… Юля нашарила у него на груди цепочку со святым символом и крепко сжала оберег в ладони. Она молилась Единому и всем заступникам, как будто это могло помочь. Юноша горько улыбнулся и решился. Хотя бы перед лицом смерти он осмелится признаться и поцеловать ее, а уж потом…