– Капитан Рапп здесь уже много лет. Он был начальником карантина еще когда я сюда приехал. Не правда ли, Рапп?
Тот невнятно пробурчал что-то в ответ. Есть какая-то потерянность в его взгляде, подумал Нильс. Слишком стар для такой работы. Но поскольку станция была в целом закрыта, заменить его не потрудились.
Пока прислуга убирала суповые тарелки и вносила поднос со свиными отбивными, доктор с энтузиазмом рассказывал о славных годах на станции, когда в заливе на якоре стояли иностранные грузовые суда, а оба больничных блока были заполнены до отказа.
– А сейчас заботы только об Арнольде Хоффмане, – заметил Нильс и улыбнулся прислужнице, обносившей его соусом.
При упоминании этого имени ее обветренная рука задрожала, и из соусника на тарелку старшего констебля закапал соус.
– Хоффмане? – повторил начальник карантина, подняв сонный взгляд от своей тарелки. Это было первым, что Нильс услышал от него за время обеда.
На секунду установилась тишина.
– М-да… «Только» – вероятно, не совсем правильное слово, – сухо заметил доктор и вернулся к изложению славного прошлого карантинной станции.
Капитан Рапп ел отбивную, тщательно пережевывая; глаза его были пусты.
Вскоре Нильс прервал рассказ доктора:
– А вам приходилось когда-нибудь иметь дело с чумой?
Доктор Кронборг улыбнулся, словно этот вопрос позабавил его.
– Вы про то, что одно из зданий – чумная больница, а остров называется Чумным?.. Нет, слава богу. Моряки привозили с собой уйму всякой гадости: сыпной тиф, оспа, холера, испанка… Да, эта станция поистине оправдала себя. А чума? Нет. – Доктор решительно покачал головой. – Хотя, – добавил он с шаловливым блеском в глазах, – у меня до сих пор хранится небольшой запас серы[7], использовать которую я страшно боюсь. Но ведь никогда не знаешь, что еще может случиться… Если хотите знать мое мнение, то упразднение карантинной станции – большая ошибка.
– Вы не считаете, что она уже сыграла свою роль?
– Ни в коем случае, – заявил доктор, не вдаваясь в пояснения.
Когда обед закончился, начальник карантина поплелся из столовой, что-то бормоча. Нильс заметил, что на ногах у него домашние тапки. Это выглядело забавно в сочетании с мундиром.
– Не порицайте его, – заметил Кронборг, – ему уже семьдесят четыре года.
– А теперь идем к Хоффману, не так ли? – спросил Нильс.
– Разумеется, – согласился доктор, поднимаясь. – Теперь – к Хоффману.
* * *
Снаружи корпус для обследований выглядел в точности так же, как чумная больница, если не считать решеток на окнах.
Внутри вокруг стола сидели несколько охранников, одетых в столь же старые мундиры, как и начальник станции, но попроще, мешковатые, плохо сидящие и с обтрепанными обшлагами. Поношенная униформа – бессмыслица сама по себе, подумал Нильс. Мундир должен быть в отличном состоянии, чтобы вызывать уважение у окружающих. Иначе лучше вообще без него.
Один из охранников быстро спрятал что-то под столом, и по их виноватому виду Нильс догадался, что они играют в карты.
– Это старший констебль Гуннарссон из криминальной полиции, – внушительным тоном произнес доктор. – Сегодня он пройдет к нашему пациенту. Надеюсь, не возражаете?
– Конечно, доктор, – хором ответили охранники.
Двое из них поднялись и быстро встали по бокам Нильса; связки ключей позвякивали о резиновые дубинки, закрепленные на ремне.
– Тогда пошли, – сказал Кронборг.
В сопровождении охранников Нильс и доктор миновали тяжелую дубовую дверь с несколькими замками и продолжили подниматься на второй этаж. С лестничных пролетов были видны спальни; солнечный свет растекался по холодному деревянному полу и пустым железным кроватям.
На самом верху, на третьем этаже они прошли еще одну запертую дверь и, наконец, зашли в узкий коридор. Доктор повернулся к охранникам.
– Будьте добры, покажите пациента старшему констеблю.
Один из них отпер и потянул на себя дверцу люка в левой стене. Дневной свет устремился в проход, и стала видна решетка. Доктор отступил назад и жестом показал Нильсу, что можно подойти к ней.
Гуннарссон увидел большую холодную комнату с побеленными стенами и высоко размещенным окном, изнутри забранным решеткой. Возможно, раньше это была комната для нескольких пациентов. Единственной мебелью служили нары, крепившиеся к стене двумя железными цепями. На нарах сидел широкоплечий великан метров двух ростом, похожий на быка, с массивной головой и запущенной рыжей бородой. Он неподвижно уставился на какую-то точку в полу.
– Раньше у него было больше мебели, но он всю ее разломал, – тихим голосом произнес доктор. – Вот там, за перегородкой, – он указал на дальний угол комнаты, – есть нужник. Четверо охранника крепко держат пациента, пока пятый выносит парашу.
Нильсу пришел на память носорог, которого он однажды видел в копенгагенском зоопарке, – апатичный, но с тлеющей злобой внутри покрытого толстой шкурой тела.
– Где же он пишет свои книги? – спросил Нильс.
– Там, где сидит. На нарах. У него есть доска для письма. Вот такая.
Доктор кивнул одному из охранников, открывшему замок и выдвинувшему ящик под решеткой.
– В ящик кладут то, что требуется, – еду, лекарства, доску для письма, книги – и выдвигают к пациенту. Потом он может вернуть ее, задвинув назад.
Нильс рассматривал ящик и заключенного по другую стороны решетки.
– Неужели он пишет свои книги здесь? – воскликнул он, пораженный.
– Конечно. – Доктор повернулся к полке на стене и достал доску для письма и карандаш. – Охранники выкладывают ему письменные принадлежности утром и забирают вечером. Исписанную бумагу они хранят в комнате охраны, а я беру ее во время своих посещений.
– И здесь он написал «Красный шарф»?
– «Красный шарф», «Убийство в полнолуние» и другие бестселлеры, – подтвердил доктор. – Через сочинительство он дает выход своей агрессивности. И чем больше пишет, тем спокойнее становится. В последние годы приступы у него стали значительно реже.
Нильс снова посмотрел на сидевшее на нарах чудовище, с виду безразличное к наблюдателям по другую сторону решетки. Прищуренный взгляд по-прежнему прикован к одной и той же точке на полу… Неужели это действительно Лео Брандер, автор популярных детективов? Трудно было в это поверить. Нильс вспомнил, что ему сказал доктор: «Вы совершаете обычную ошибку, отождествляя писателя с его произведениями».
Он повернулся и спросил:
– Бывают ли у Арнольда Хоффмана другие посетители, кроме вас?
– Нет, визиты к нему запрещены, и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь хотел его посещать.
– Вы обычно заходите к нему или все контакты происходят через решетку?
– Я, естественно, захожу к нему вместе с охраной, обследую его, лечу. Ведь я – врач, а он в свое время нанес себе несколько повреждений… Но вам я не рекомендую заходить внутрь. Незнакомый человек может вызвать у него тревогу. Мне кажется, он уже начинает чуть-чуть беспокоиться…
Нильс не наблюдал никаких признаков этого. У Хоффмана был совершенно отсутствующий вид. Но, очевидно, доктору виднее.
– Если вы увидели то, что хотели, лучше, наверное, будет уйти.
– Разумеется.
Таким облегчением было выйти наружу, на солнечный свет и свежий соленый воздух! Поднялся небольшой ветер; веревки, казалось, нетерпеливо постукивали