– Я хорошо учился! Вернее, отлично, почти, – зачем-то добавил он.
– Не сомневаюсь. Уверена, вы были хорошим сыном, – сказала Лена.
Митя резко засобирался уходить, хотя время визита ещё не вышло.
– Спасибо, что выслушали, – мелко кланяясь, как в былые года, попятился к дверям Митя, словно боялся сказать что-то лишнее на похоронах, где о покойном – только хорошее.
Как Лене хотелось потрясти его за плечи, чтобы достать из него то, зачем он пришёл, что болит. А в том, что там болело, Лена не сомневалась. Эти болезни хороших мальчиков и девочек были ей хорошо знакомы.
Митя несколько раз прощался, два раза пытался выйти то в дверь туалета, то в подсобку, и едва не сбил на входе пальму Людмилы Исааковны, но та, кажется, к парню благоволила и даже на прощание смела невидимую пылинку с его куцего драпового пальто с пришитым ниткамине в цвет хлястиком на спине. Бездетная старая дева всплеснула руками с умилением.
– Какой приятный, вежливый юноша! А вот! Вы только посмотрите на это!
Она передала Лене заполненный парнем перед приёмом формуляр с согласием на обработку персональных данных. Необычайно каллиграфическим почерком было выведено имя, фамилия, отчество. Давненько не видала Прокофьева такого почерка.
– Молодёжь со своими смартфонами скоро вовсе разучится писать, а тут, – восхитилась администратор. – Дайте угадаю, он, наверное, учителем начальных классов работает, хотя нет, слишком молод.
– Ему двадцать девять, и он айтишник, – сказала Лена и исчезла с формуляром за дверью.
Шерлок Холмс из секретаря был так себе.
Спускаясь по лестнице от психолога, Митя заметил, что у него развязались шнурки. Почему-то ним это случалось постоянно. Он наклонился, чтобы завязать их, но тут на него натолкнулась девушка и едва не сбила с ног.
– Ну, чего встал, слепой что ли, – сказала она и поскакала наверх, оставив Митю с его шнурками.
– Извините, – Митя неуклюже развернулся всем телом, как будто по очереди перемещая в пространстве свои руки-ноги. Он знал: такие девушки не для него, а какие для него, он не знал, если они вообще существовали. На улице был сильный ветер, косил ледяной дождь, и, сунув голову в плечи ещё глубже, Митя пошёл к автобусной остановке.
Лена сидела за столом в своём кабинете. До прихода нового клиента было немного времени. Она задумчиво изучала формуляр. Почерк может о человеке рассказать многое. Даже то, что он не хотел бы показывать. Левый край полей сужен – это выдавало в Мите эгоизм, бережливость, даже скупость. Строчки, сжатые к концу строк, рассказали ей о суетливости, страхе не успеть сказать, быть непонятым, наклон букв плясал, выдавая беспокойство, почерк был мелким, раскрывая изворотливость, быстрый ум. Лена продолжала с интересом разглядывать формуляр. По этому почерку был виден отличник, прилежный и усердный невротик. Человек, глубоко неуверенный в собственной безопасности, в тревоге, в беде. Подскакивали, как на сломанной печатной машинке, уголки букв. Какая противоречивая натура! Случай её заинтересовал ещё больше. Из приёмной раздались громкие голоса.
Лена оставила формуляр и выглянула на звук:
– Машка?
Девушкой, едва не сбившей Митю, была дочка Лены.
– Дело срочное, – заявила она матери, даже не поздоровавшись. – От отца подпись нужна.
– А поздороваться, юная леди? – заметила Людмила Исааковна.
– Здрасьте, – ничуть не смутилась Машка. – Мам, ну одевайся быстрей.
Дочка бесцеремонно влезла в шкаф с верхней одеждой, надела на мать пальто. И та послушно сунула руки. Но тут же выдернула – из рукава выпрыгнул маленький серый котёнок.
– Мам! У вас тут приют или офис?
– Да я знать не знала! Откуда они тут взялись? – всплеснула руками Людмила Исааковна.
Офис Лены превращался по весне в садовый центр с рассадой, а к холодам – в приют. Людмила Исааковна вовсю пользовалась служебным положением, пристраивая котят и щенят в добрые руки. И, надо сказать, ей это частенько удавалось. Пациенты психолога, по большем части люди нелюбящие, нелюбимые и растерянные, нередко уходили с тёплым пушистым комочком за пазухой. Всё же с секретарём Лена не прогадала. Клиенты любили администратора, на её стойке частенько можно было заметить то коробочку конфет, то чай. В общем, обе женщины были вполне довольны друг другом. Что бы там ни ворчала Машка.
– Ну давай! Давай быстрей! – Машка потащила мать за руку к двери. Та опомнилась.
– А сама не можешь к отцу съездить?
– Так я от него!
Лена не поняла.
– Меня его очередная чика с лестницы чуть не спустила. Думала, я ей конкурентка! А папе не дозвониться! Поехали, на тебя его пассия не накинется.
– Чего это ты так уверена? – спросила Лена.
– Ну ты старая, мам.
Лена хотела было возмутиться. Но не стала.
– У меня пациент на подходе, Маш.
– Да мы мигом!
Они поспешно вышли, на ходу вызывая такси. Вошёл хмурый пожилой дядька, проводил взглядом.
– А вы куда?
Дочка ничего не дала сказать матери, чтоб та не вернулась на работу, вывернулась за неё.
– У нас там суицид, дело срочное! Но мы мигом!
Стояла глубокая осень. На Крестовском закрывались фонтаны. Белки устроили переполох, носились по ветвям красных клёнов и желтых лип, опережая налетающий ветер. Облака были похожи на рваную марлю, ватные горы скопились над Невой. Теплоходы, отправляясь от пристани, давали длинный гудок и уходили в размытый акварельный горизонт.
Всё это, конечно, было прекрасно. Но на задворках, где находился Ленин офис, свистел ветер вперемежку с колким дождем, и, как назло, не было ни одного такси. Вымерли.
Таксист, которого они с Машкой вызвали в приложении, запутался в переулках и в итоге просто пропал. Они замёрзли, Машка проклинала всех таксистов на свете и отчитывала безлошадную мать.
– Мам, вот когда ты машину купишь уже? Ну сколько можно? У тебя и права есть, давай!
– Маш, ну не сейчас же! Скоро морозы грянут, гололёд, а вот весной подумаем!
– У тебя каждый год одно и тоже!
К счастью, появилась маршрутка и они рванули к автобусной остановке.
В грязном салоне Машка с большей силой продолжила пилить мать.
– Вот и таскаемся из-за тебя по этим маршруткам вонючим!
– Чем тебе маршрутка не хороша? Вонючая, вах! А с матерью ты как разговариваешь вообще? – сделал замечание грузин, выдыхая в окошко дым папироски, однако дым всё равно летел в салон.
У Машки разговор был короткий:
– Хорош тут дымить на людей! Я пожалуюсь!
Маршрутчик выкинул бычок, но отомстил: затормозил на светофоре так, что мать с дочкой подскочили со своих мест до потолка. До конца пути ехали уже молча.
В приёмной пациент, как помидор, наливался возмущением. Ему было назначено на 15:00, а часы показывали 15:30. Пенсионеру спешить было некуда, но сам факт!
– Это как понимать вообще?
– А знаете, вы очень похожи на актера Джека Николсона, я так люблю его фильмы! Вы любите кино? – спросила Людмила Исааковна.
Помимо приюта и теплицы она использовала приёмную офиса Лены также в качестве приложения для знакомств.
«Николсон» хмуро посмотрел на