— Зачем ты тогда его к турниру допустил? — изумился Вахид.
— А как отказать? Он же за данью приехал аж за двенадцать лет! И сразу же с порога потребовал отдать ему в жёны ещё и дочь мою. Я насилу отговорил его. Сказал, что у нас так дела не делаются. Что вон и принцы собрались, чтобы удачу попытать на турнире. — Гаруф бросил ненавидящий взгляд на пранадармца. — Я-то думал, степняк услышит, сколько претендентов на руку моей Сабмилочки, тут же откажется, а он взял и согласился, да ещё с такой радостью говорит мне: “Отчего бы кости не размять? Я с детства люблю бои да скачки”. — Перевёл взгляд на брата. — Посмотрел я сегодня, как он кости разминает: утром морду принцу набил, потом с лёгкостью выиграл забег на скачках и даже не вспотел. А что же дальше будет?
— Постой, я чего-то не понимаю. — Вахид выглядел озадаченным. — В последнюю нашу встречу ты жаловался, что не знаешь, как вернуть долг за двенадцать лет Светлому Утрургу, про Серебряную Завлудь речи ведь не шло.
— Так и есть! — Правитель выглядел расстроенным. — Но степняк забрал суженую Невера себе в жёны, а она и есть наследница этих богатств.
— Да ты что! — Вахид даже привстал со стула. — Того самого Невера, которого ты держишь в своих каменных казематах?
— Аха, того самого, — Гаруф небрежно махнул рукой, предлагая брату вернуться на место. — Этот русич в скором времени сам прибыл за приданым своей суженой, сразу после того, как я его отряд упрятал в подземелье. Мне только потом стало известно, что в том отряде находились его побратимы и наставник, что воспитывал его с детства.
— Ну так отдал бы ему и побратимов, и наставника, и дань за двенадцать лет, и пусть бы катились восвояси.
— Да разве я мог предположить, что так всё получится? — Гаруф, как ни старался, не смог скрыть своего разочарования. — Приехал весь такой самоуверенный, нахальный — ни страха, ни уважения — и давай сразу права качать. В общем, выбесил он меня в тот день. Я его и приговорил к пожизненному в своих казематах. И вот честно скажу тебе, сложись так обстоятельства, что всё вновь повторилось бы, не задумываясь, поступил бы также. Я-то думал, русич со своими людьми сгинет в моей тюрьме и никто никогда не вспомнит об этой злосчастной дани. А оно вон как всё обернулось! В отсутствие Невера на его земли напали пранадармцы, его женщину забрал младший сын Бурмака и сделал своей женой, и теперь, получается, я должен выплатить этот долг Серебряной Завлуди.
— Да уж! — Вахид выглядел удивлённым. — Мой зведочёт сказал бы, что так сложились звёзды, но думаю, здесь, брат, ты сам виноват. Слушай, а Невер ещё живой?
— А что с ним сделается? — в голосе Гаруфа явно слышалось плохо скрытое сожаление. — Грязный, лохматый, голодный, но живой. Мы его держим на цепи прикованным. В тот день, когда мы его схватили, Невер столько моих людей положил! — Помолчал, вспоминая ту страшную бойню. — Без оружия, одними голыми руками он ломал шеи моим воинам, словно хрупким куропаткам. Вот где силища богатырская! Сейчас, конечно, спеси-то у него поубавилось, — довольно хмыкнул. — Мы его пару дней не кормили и воды не давали. Видел бы ты его сейчас: волосы взлохмаченные, борода во все стороны торчит, глазищи безумные, губы растрескались, ни дать ни взять — настоящий медведь из берлоги.
— А что, я бы с удовольствием посмотрел на него, — оживился Вахид. — А давай его на потеху гостям притащим. Будем со своих столов подкармливать его. Чем не развлечение? Наверняка так сильно оголодал, что объедки на лету хватать станет.
— Хорошая идея, — Гаруф поднял руку, призывая к себе командира охраны. — Сейчас прикажу, чтобы привели Невера.
Стража бросилась исполнять приказ правителя, а в зале в этот момент появилась Чанлиф. Девушка была настолько обворожительна, что музыканты сбились с ритма, завидев её. А она остановилась и с недоумением взглянула на музыкантов, отчего те окончательно перестали играть. В зале воцарилась небывалая тишина. Девушка осуждающе покачала головой, и её длинные золотые серёжки отозвались тихим звоном, создавая свою, особенную музыку. Чанлиф же ласково улыбнулась и пошла по проходу. Навстречу ей поднимались один за другим принцы, каждый вежливо приглашал разделить с ним трапезу, но она, скромно потупив взор, качала головой и двигалась дальше. Чанлиф шла к самому прекрасному, единственному… своему будущему мужу, которого она выбрала сама.
***
Милада, привлечённая тишиной в зале, наконец оторвала взгляд от тарелки и чуть не задохнулась от возмущения: к ней направлялась Чанлиф.
“А я так надеялась, что она сегодня не появится”, — Милада удручённо подпёрла щеку, опираясь локтем на дубовые доски.
Проходя мимо стола на возвышении, Чанлиф низко поклонилась правящей чете, по-дружески помахала своей младшей сестрёнке и пошла дальше. Сабмила окатила её ледяным взглядом и разозлилась пуще прежнего, когда увидела, что это не возымело никакого действия: девушка как шла к столу пранадармца, так и продолжила идти.
Чанлиф встретилась взглядом со степняком, смущённо потупила взор.
— Ваше Высочество, составьте мне компанию в танце, посвящённом Богине Плодородия. Давайте возблагодарим нашу покровительницу за удачное открытие турнира, — она подняла свой горящий страстью взор, — и вашу победу.
Милада хотела было грубо отказаться, но передумала, замечая, что правитель Эграна и его брат одобрительно кивают, а капризная принцесса вскочила на ноги и чего-то требует от своей матери.
“Но как я буду танцевать за мужчину? Я ведь исполняла этот танец только будучи девушкой”, — Милада медленно выбиралась из-за стола, пытаясь вспомнить, как двигались её братья, когда танцевали со своими дамами. — В общем, делаю то же самое, что и Чанлиф, только двигаться буду резко и немного невпопад, авось прокатит”.
Пранадармец обошёл стол и остановилась напротив Чанлиф. Их взгляды встретились: в его глазах застыло сомнение, в её — торжество. И в этот момент музыканты ударили по струнам. Принцесса протянула руку степняку, тот подошёл ближе и уверенно сжал узкую кисть девушки, и они закружились в танце.
Разомкнули руки, разошлись, покружились, сошлись