неловко в этом признаваться, но я тогда недостаточно зарабатывал, чтобы с ходу осуществить ее мечту. Я был только замом, а не директором филиала, мы взяли кредит на этот дом, поменяли машину, на шубу денег не хватило, — не без смущения признался Речкалов. — Знаете, Татьяна Александровна, Светина выходка имеет под собой определенную почву. Думаю, дочь таким образом напомнила мне о тех временах, когда ее мама была здорова и полна надежд.

— Может быть, — я не стала ни соглашаться со своим клиентом, ни спорить с ним. — А где сейф?

— В кабинете. Это — там, — Дмитрий Васильевич показал рукой на дверь, расположенную напротив спальни. Он направился туда первым, я последовала за ним и сразу же увидела открытую дверцу вмонтированного в стену сейфа. В нем лежала какая-то папка. Предвосхищая мой интерес, клиент пояснил: — Там документы, которые Свете, да и кому-либо другому безынтересны. Их никому не продашь и не выручишь деньги.

Речкалов даже мысли не допускал, что его мог обворовать кто-то другой, кроме его собственной дочери. Еще бы! Это ведь именно она вызвала его в другой город под предлогом примирения. Только вот адрес в эсэмэске Света указала неверный, а после отключила телефон. Не заподозрить ее в заранее спланированном преступлении было сложно, но я допускала, что в версии, лежащей на поверхности, мог быть серьезный, но пока невидимый изъян.

— Сейф был открытым?

— Нет.

— То есть вы нажимали на кнопки, брались руками за ручку?

— Да, а как же иначе?

— Если тот, кто проделывал эту процедуру до вас, был вдруг без перчаток, то вы затерли отпечатки его пальцев, — проговорила я, осматривая сейф.

— Татьяна Александровна, я ценю вашу деликатность, но я уже свыкся с мыслью, что это сделала моя дочь. Никто другой не знал код.

— А Тамара? — негромко спросила я.

Речкалов бросил на меня стремительный взгляд, в котором так и читалось: «Да как вы смеете! Она вне всяких подозрений!»

— Нет, Тома не знала. Я как-то, уезжая в длительную командировку, хотел ей сказать, какие цифры надо вводить, если вдруг у нее возникнет необходимость в деньгах, но она не проявила интереса, сказав: «Дима, зачем мне это? Если что, то попрошу Свету, она откроет». Мы тогда еще жили вместе. Больших денег там никогда не водилось, их и в этот раз в сейфе бы не оказалось, если бы банк не лопнул.

— Что-то еще пропало?

— Да, Томочкины украшения, они лежали в комоде, — Дмитрий Васильевич выдвинул верхний ящик и продемонстрировал мне, что там ничего ценного не осталось, — а также все Светины вещи, одежда, обувь, книги, мягкие игрушки. Ее комната практически опустела. Вы сами можете в этом убедиться. Пойдемте!

Нам пришлось подняться на мансарду. На первый взгляд она выглядела вполне жилой — милые занавески в мелкий цветочек на окне, пушистый плед на кровати, тикающие часы на стене. Но вот шкаф был абсолютно пуст, ни одной личной вещи Светы нигде не наблюдалось.

— Когда вы в последний раз сюда заходили? — поинтересовалась я.

— Как Света уехала, так больше и не заходил. Что мне здесь делать? — пожал плечами Речкалов.

— Кто убирается в доме?

— Моя жена. Тома такая аккуратистка!

— То есть она периодически наводила здесь порядок? — спросила я, проведя рукой по тумбочке и не обнаружив пыли.

— Наверное, я никогда не думал об этом. Мы можем спросить Тому.

— Да-да, обязательно спросим. А что там? — спросила я, указав рукой на дверь.

— Ванная комната. В нее также есть вход из комнаты для гостей. Татьяна Александровна, вы можете остановиться у нас.

— Благодарю за предложение, я, пожалуй, так и сделаю, — не стала ломаться я. — Мне ведь придется задержаться в вашем городе, пообщаться с подругами вашей дочери, соседями… Скажите, а много вещей оставалось после последнего отъезда вашей дочери в Тарасов? Их можно было унести в руках или нужна была машина?

— Книги, диски, мягкие игрушки, подушечки — все это достаточно места занимает… Да, скорее всего, без машины ей было не обойтись, — согласился со мной Речкалов. — Я об этом как-то не подумал. Либо Свете кто-то помогал, либо она вызвала такси.

Я заглянула в комнату для гостей. По расположению она была зеркальным отображением Светиной, но в интерьере преобладали кислотные цвета.

Когда мы спустились на первый этаж, Тамары в гостиной уже не было.

— Думаю, Тома уже не в состоянии бороться со своей мигренью, поэтому решила прилечь. Пойду узнаю, как она.

Дмитрий Васильевич отправился в спальню. Я была уверена, что Тамары там нет — мой нос уловил кофейный аромат. Не в силах устоять перед этим манящим запахом, я направилась на кухню. Тома вздрогнула, увидев меня в дверях.

— Я не слышала, как вы вошли, — с неприкрытым упреком произнесла супруга моего клиента, затем, несколько смягчившись, спросила: — Кофе будете?

— Не откажусь.

— Вы столько часов провели за рулем. Устали, наверное, сильно?

— Дело привычки, — отмахнулась я.

— Нашли какие-нибудь улики? — Тамара продолжала разговор, стоя ко мне спиной.

— Пока нет.

— Я не удивлена. Света — неглупая девочка. Она наверняка все предусмотрела и рассчитала. Между нами говоря, Дима и его покойная супруга сильно набаловали свою дочь, она выросла лентяйкой и грубиянкой. — Тамара разлила кофе по чашкам, но прежде, чем подойти к столу, за которым я расположилась, выглянула в коридор. Убедившись, что мужа поблизости нет, она продолжила свои откровения. — Дима упорно не хотел замечать это. «Пусть девочка занимается. У нее скоро экзамены, — каждый раз говорил он. — Света опять нагрубила тебе? Это она вся в меня. Я в ее возрасте тоже был бунтарем». И вот во что все это вылилось! У Димы сердце слабое. Он работает на износ. Я столько раз ему предлагала лечь в больницу! Каждый раз Дима отказывался.

Напиток, который приготовила Тамара в электрической кофеварке, был совершенно несносным. Похоже, она перемолола пережженные зерна. Сев напротив меня, Тома облокотилась руками о стол и застыла с тем же страдальческим выражением на лице, какое было у нее в момент нашего знакомства. Ей не шла эта вымученная гримаса, она ее старила. Мне не верилось в реальность мигрени. За то время, что я здесь находилась, могла бы уже подействовать любая обезболивающая таблетка. Но Тамара не стала принимать лекарства, она упорно выставляла свое недомогание напоказ, а возможно, даже делала вид, что плохо себя чувствует. За этим состоянием было удобно что-то скрывать. Что именно могла утаивать от меня эта женщина? То, что порча уже далеко не новой шубы, пропажа ювелирных украшений и денег ее волнует больше, чем судьба падчерицы? Или то, что на самом деле она не сильно и пыталась наладить со Светой отношения?

Я смотрела на Тамару в упор, пытаясь отгадать ее мысли, но это было непросто. Ее лицо не выражало ровным счетом ничего. Она словно закрылась