Мужчина в ливрее остановился у светлой двери и чуть склонил голову.
– Господин ожидает вас.
Он открыл створку, пропуская меня.
Бог мой, даже себе я не хотела признаваться, что боюсь! Мое измученное воображение рисовало ужасающие картины, пока я шагала по этому коридору с картинами, вплоть до того, что увижу за дверью цепи и пыточную. Но увидела лишь обычный кабинет. Ну, почти обычный. Потому что это был самый красивый и потрясающий кабинет, который я видела. Впрочем, видела я немного.
Дагервуд сидел за столом и поднял голову, когда я неуверенно вошла. И вновь я ощутила настойчивое желание сбежать. Черт. Я даже согласна на тьму. На что угодно, только бы избежать разговора с этим мужчиной. Потому что даже тьма по сравнению с ним кажется безопасной и милой. Он не стал утруждать себя приветствием или улыбкой, он просто поднял голову от бумаг на столе и переместил свой взгляд на меня. И снова пробрала дрожь от этих глаз, серебристых и одновременно темных, словно старое зеркало, покрытое патиной. В его черных волосах не было ни одной седой пряди, а от сильного, мускулистого и от загорелого тела веяло мощью молодого мужчины, но глаза… Глаза были такими, словно видели рождение этого мира. Совершенно равнодушные и пустые глаза, смотреть в которые не хотелось так же, как же в дуло заряженного револьвера. Глаза Дагервуда были мертвыми, и мне до безумия захотелось спрятаться от этого взгляда.
Но я лишь хрипло выдохнула, пытаясь вернуть себе голос.
– Мне нужна ваша помощь, господин Дагервуд. Вернее… Не совсем мне. Рик… Он… умирает. Пожалуйста. Помогите ему.
Он молчал, и я снова дернулась. С трудом сдержалась от желания еще сильнее натянуть на лоб трикотажную черную шапку, чтобы спрятаться от мужского взгляда. Но дальше было уже некуда, растрепанный край и так касался дужки очков. Так что пришлось отдернуть руку.
– С чего вы взяли, что мне это интересно?
Его голос прозвучал как рокот надвигающееся шторма. Низкий, с легким акцентом, определить который я не смогла. Сжала ладони в кулаки.
– Я подслушала ваш разговор два месяца назад, – уставилась в равнодушное лицо мужчины. – Вы сказали Рику, что если он передумает… То может прийти к вам. И вы поможете.
– Нет. – Дагервуд встал, и я неосознанно попятилась. – Я сказал, что, возможно, он захочет передумать, когда боль начнет пожирать его внутренности. Когда он начнет орать, умоляя, чтобы его убили. Когда попытается убить себя сам, чтобы прекратить эту муку. Тогда, возможно, он передумает.
Я прикрыла глаза, спрятанные за толстыми стеклами. Да. Тогда он сказал именно так. И все это уже произошло с Риком.
– Он передумал? – вопрос прозвучал мягко, почти ласкающе.
– Да. – Я заставила себя смотреть в его глаза, хотя это было нелегко. Хотелось отвернуться. А еще лучше – сбежать, как можно дальше. – Рик передумал. Он просит… чтобы вы помогли ему. Спасли.
Черно-серые глаза стали еще холоднее. Если может быть холоднее покрытая льдом могила.
– Пошла вон.
– Что? – Мне ведь послышалось?
Вот уж вряд ли…
Повторять Дагервуд и не собирался, он снова вернулся к столу и опустил глаза в бумаги. Я шагнула ближе, заламывая руки.
– Пожалуйста… Господин Дагервуд! Пожалуйста, спасите его! Хорошо… Я соврала! Рик не посылал меня к вам. Я пришла сама… Он просил убить его! Понимаете? Просил убить! – задышала ртом, опасаясь, что сейчас начну реветь, как ребенок, под ледяным взглядом этого человека. – Ему так больно! Прошу… Вы ведь можете! Я даже не понимаю, что с ним! Врачи… сказали, что это врожденная… врожденная дисфункция! Что она не лечится! Помогите! Ну, хотите, я встану перед вами на колени? Я готова сделать для вас все, что угодно, слышите?
– Рик отказался от моей помощи. Уходите. Проведите это время с ним, это все, что вы можете сделать.
Я снова сжала кулаки, ощущая настойчивую потребность почувствовать в ладонях шею Дагервуда. Хотя вряд ли мне удалось бы его задушить. Но я мечтала попытаться. Он не сказал, что не может помочь. Он сказал, что не будет этого делать.
– У вас есть лекарство. – Осознание ударило, словно кулаком в грудь. – У вас есть лекарство, ведь так? От этой болезни? Но вы не хотите его давать… Вы… Вы просто ублюдок. Самодовольный богатенький сукин сын, которому плевать на людей. И вам плевать, что Рик умирает в муках. Так? Так?!
Я уже орала, не понимая, что несу. Отчаяние, страх и боль последнего месяца выплеснулись на этого мужчину с ледяными глазами. Он смотрел по-прежнему равнодушно, словно и не слышал оскорблений.
– Уходите, Виктория.
Я задохнулась, всхлипнула и опустилась на колени. Подползла ближе. Плевать, как это выглядит. Плевать на все. Лишь бы он согласился помочь Рику.
– Прошу вас… – слова стали похожи на шепот умирающего старика, всю жизнь курившего крепкие сигареты. Или на хрип животного, получившего долю свинца в бок. – Прошу… Это дорогое лекарство, я поняла. – Торопливо облизала сухие губы. – Вы не хотите давать его бесплатно. Я заплачу. – Еще един ползок на коленях. Ближе к нему, к его ногам. – Не сразу, конечно… Но я отработаю. Постепенно. – Подобралась совсем близко, почти уткнувшись носом в его дорогие брюки. Закинула голову. На лице Дагервуда не было ни капли интереса, и я снова облизала губы, жалея, что не воспользовалась губной помадой. Хотя о чем это я? У меня нет губной помады.
– Я сделаю для вас все, что вы пожелаете. Все. Все-все. Вы понимаете?
Очень осторожно положила ладонь на его колено, стараясь не кривиться. Но мужчина посмотрел на мою руку.
– Кто он для вас? – резко бросил он.
– Рик… Он… – задохнулась, вновь сдерживая слезы. – Я его люблю.
– Вот как. – Дагервуд чуть наклонился, и в его мертвых глазах на миг мелькнула ярость. – Так любите, что готовы прямо сейчас раздвинуть передо мной ноги? Или продемонстрировать ваше мастерство в оральных ласках? – он зло усмехнулся, наблюдая, как вспыхивают на моих щеках алые пятна. Я чувствовала жар, опаляющий кожу. Но ответила почти спокойно. Взвешенно.
– Да.
– Какая странная любовь, – в его голосе снова мелькнула насмешка.
– Возможно. – Склонила голову, но не отвела взгляд. Я не собиралась объяснять. Если понадобится, сделаю все, лишь бы Рик выжил. Это все неважно… Лишь бы выжил.
Так же медленно положила на его колено вторую ладонь. Предательское тело дернулось, пытаясь избежать этого прикосновения, внутри поднялась тьма – густая, мерзкая, удушающая. К горлу подкатила тошнота, и пришлось сглотнуть, прогоняя ее. Но стало лишь хуже, и я задышала как собака – короткими и рваными вдохами, желая открыть рот и высунуть язык.
А еще больше мечтая отодвинуться, развернуться и сбежать из этого дома.
Но я заставила себя