на меня, прикусила ноготь. – Я кошелек дома забыла.

– Не волнуйтесь. Я заплачу.

– Правда? Спасибо. Я обязательно верну.

Если ее актерские таланты таковы, ее даже в дневную мыльную оперу не возьмут. Нора застегнула сумку, взвалила на плечо и схватила пакет из «Цельных продуктов».

– Я могу забрать пальто, – сказал я. – Чтоб вам не таскать такие горы.

Нора мазнула по мне скептическим взглядом, но затем протянула пакет.

– Увидимся, – чирикнула она и двинулась к выходу, колотя сумками по ногам. – И спасибо за завтрак.

Я встал, посмотрел в чек и почерпнул оттуда, что девушка съела два завтрака: гренок и кофе, но также омлет с беконом, полгрейпфрута и клюквенный сок. У нашей долговязой дамы-командора Джуди Денч[21] аппетит как у сумоиста. Наверняка она потому и решилась поговорить – чтобы я профинансировал трапезу.

– Что думаешь? – спросил Хоппер, тоже выбираясь в проход.

Я пожал плечами:

– Молодая, впечатлительная. Не исключено, что почти все сочинила.

– Ну да. И поэтому ты так скучал и тебе так не терпелось заграбастать пальто.

Я не ответил, лишь выудил из бумажника две двадцатки.

– Ей, – сказал Хоппер, – как минимум негде жить.

Он смотрел в окно: на другой стороне четырехполосной улицы еще виднелись Нора Халлидей и ее обильный багаж. Глядясь в зеркальную витрину, она собирала волосы в хвост. Затем подхватила сумки и скрылась за фургоном доставки.

Напоследок пронзив меня взглядом – ясно говорившим, что доверия и особой симпатии я не заслуживаю, – Хоппер прижал к уху телефон.

– Ушами не хлопай, Старски, – посоветовал он и зашагал к двери.

Я задержался, подождал, пока он минует окно. Вряд ли я его еще увижу – да и эту Ханну Монтану[22] тоже. Нью-Йорк восторжествует, и оба останутся валяться на обочине.

Все-таки великолепен этот город – он макиавеллиевский по природе своей. Люди почти не обременяют тебя довершениями, завершениями, свершениями, вообще редко бывают последовательны – и нарочно выкручиваться незачем, тебя просто несет потоком нью-йоркской жизни. Изо дня в день Нью-Йорк подтачивает своих обитателей великим потопом, и только сильнейшим – волевым наследникам Спартака – хватает сил не просто не утонуть, но держаться курса. Касается и работы, и личной жизни. Спустя какую-то пару месяцев почти все оказываются в далекой дали от места назначения, застревают в колючих кустах посреди трясины, хотя направлялись прямиком к океану. Кое-кто попросту тонет (садится на наркоту) или выползает на берег (переезжает в Коннектикут).

Тем не менее эти двое принесли мне пользу.

В ту ночь в парке была Александра Кордова. Я думал, что самостоятельно решил расследовать ее гибель, и однако невероятным образом она пришла ко мне первой, занозой впилась в подсознание. Надо проверить даты, но, если не ошибаюсь, встреча у водохранилища случилась за неделю с лишним до смерти Александры. Спустя несколько дней после ее побега из психиатрической клиники «Брайарвуд-холл».

Как она догадалась, что я туда приду? Никто, кроме Сэм, не знал, что я во мраке ночи бегаю в Центральном парке. Как-то вечером, несколько месяцев назад, я укладывал Сэм спать и она объявила, что я был «далеко», а я ответил, что вовсе нет, я бегал по соседству от ее дома. На каждом кругу смотрел на ее окно и видел, что она крепко и сладко спит в постельке. Это, конечно, натяжка, модную квартиру Синтии и Брюса на Пятой авеню мне видно не лучше, чем Эйфелеву башню, но Сэм все равно порадовалась. Улыбнулась, закрыла глаза и мгновенно уснула.

Значит, Александра следила за мной. Других разумных объяснений нет. После отцовского иска она про меня знала. Отыскала меня, вполне вероятно, хотела чем-то поделиться, что-то рассказать об отце – в голове тотчас всплыли зловещие слова «Джона», «он что-то делает с детьми», – но не собралась с духом.

Впрочем, судя по истории Хоппера, застенчивость – едва ли ключевая черта Александриного характера. Совсем наоборот.

Вернусь-ка я на Перри-стрит. Для начала договорюсь о поездке в «Брайарвуд», разузнаю, как там жилось Александре. И пора проверить адрес «Черной доски», стибренный с Бекманова компьютера.

Я подхватил пакет с эмблемой «Цельных продуктов» и вышел из кафе. Вылезло солнце, забрызгало светом торопливые машины на Одиннадцатой авеню. И отнюдь не рассеяло моей тревоги, ибо в лицо мне смотрел пугающий непреложный факт: красное пальто, кровавый стежок на ткани ночи, напоследок явился мне вновь.

Он у меня в руках.

14

Наутро, за час до поездки на север в «Брайарвуд», я варил в кухне свежий кофе, и тут в квартиру постучались.

Я вышел в прихожую и посмотрел в глазок.

Под дверью стояла Нора Халлидей.

Черт ее знает, как она выяснила, где я живу; впрочем – точно, твою ж мать, во «Временах года» я дал ей визитку, там был адрес. Кто-то, видимо, впустил ее в подъезд. Я решил было прикинуться, будто меня нет дома, но она снова постучала, а старые половицы скрипят на каждом шагу – Норе слышно, что я стою за дверью.

Я открыл. Мне предстала Нора в узком жакете черной шерсти, с воротником из страусовых перьев, в черных колготках, сапогах и нейлоновой мини-юбке цвета зебры. Больше всего смахивало на костюм фигуристки с Олимпийских игр в Лиллехаммере. Нора явилась без пакетов, только с серой кожаной сумкой, а волосы заплела в две косы и обернула вокруг головы.

– Привет, – сказал я.

– Привет!

– Вы что тут делаете?

– Я готова работать.

– Сейчас восемь утра.

Она ногтем поковыряла какую-то корку на подоле жакета.

– Ну да, я подумала, от меня будет польза, если вам захочется вслух порассуждать и нужен слушатель.

Я едва не велел ей приходить завтра – тогда, ясное дело, сегодня придется переехать или просить помощи в программе защиты свидетелей, – но вспомнил Хопперово наблюдение, что девчонке негде жить. Если приглядеться – и впрямь бледная и слегка вымотанная.

– Кофе хотите?

Она просияла:

– Еще бы!

– Я скоро уеду на встречу, так что давайте недолго.

– Без проблем.

– Что это на вас такое? – спросил я, ведя ее через прихожую в гостиную. – Мама-то вам позволяет так одеваться?

– Вполне. Она мне все позволяет. Она умерла. – Нора уронила сумку у дивана – в сумке таился минимум один шар для боулинга.

– А эта ваша бабушка – она вам разрешает в таком виде разгуливать?

– Илай? – Из этого имени она выдавливала все до капли: «И-И-И… ЛАЙ!» – Она тоже умерла.

Пожалуй, надо бы мне остановиться, пока не опередил события.

– А отец?

Она всмотрелась в картину над камином.

– Он в Старке.

– Старк – это что?

– Тюрьма штата Флорида. У них там Искрометный Старикан.

Искрометный Старикан – так называют электрический стул. Я подождал, не уточнит ли Нора, что ее папаше не грозит рандеву с Искрометным Стариканом, однако она перешла к книжному шкафу и принялась разглядывать книги: беседа повисла, будто кончик гирлянды, который Нора не потрудилась приклеить к стене.

– Как вам сделать кофе? – спросил я, ретируясь в кухню.

– Сливки, два куска сахару. Только если это не очень затруднит.

– Ни капли не затруднит.

– А пожевать у вас ничего не найдется?

Я усадил девицу в гостиной, снабдив кофе, двумя поджаренными булочками с густым слоем масла и мармелада и своей книгой «Кокаиновые карнавалы». Удостоверившись, что нигде не валяются деньги и прочие ценности, которые Нора может скормить своей хищной сумке, я вернулся в кабинет распечатать маршрут до «Брайарвуд-холл».

Еще я снова сунулся на сайт «Черной доски», но меня выкинуло опять.

Кажется, заблокировали по айпи.

Нора в гостиной устроилась с комфортом. Сняла сапоги, накрыла ноги шерстяным пледом и извергла на кофейный столик кое-что из сумки: две пьесы, тюбик губной помады и помятый «уокмен».

– С. Л. М. – это кто? – спросила она, полистав книгу и открыв страницу посвящения.

– Моя бывшая жена.

– У вас есть бывшая жена? – изумилась Нора.

– Я думал, у всех есть.

– А где она?

– В спортзале на персональной тренировке, наверное.

– И дети есть?

– Дочь.

Она поразмыслила. Я решил, что загадку ее проживания можно обсудить и прямо сейчас.

– Так вы где живете? – спросил я.

– Адская кухня.

– Где именно в Адской кухне?

– Угол Девятой и типа Пятьдесят второй.

– Типа Пятьдесят второй?

– Я только въехала, не выучила перекресток. А раньше у подруги на раскладушке. – И она снова погрузилась в книгу.

– Соседи в квартире есть?

Она не подняла головы.

– Двое.

– И чем занимаются?

– В смысле?

– Сутенеры, торчки или снимаются в порно?

– Ой, ну нет. Я не знаю, что они делают днем. Вроде славные.

– Как зовут?

Она замялась.

– Луиза и Густав.

Воображаемые соседи, к гадалке не ходи. Я живу в Нью-Йорке двадцать с лишним лет и даже издали не видал людей с такими именами.

Я посмотрел на часы. Времени нянчиться с ней больше нет.

– Мне надо к врачу, – объявил я. – Вам пора. Но мы можем завтра поговорить.

Она распахнутыми глазами наблюдала, как я уношу ее тарелку и кружку. В кухне я сунул их в посудомойку.

– Спасибо за кофе! – крикнула из гостиной Нора.

– Да не стоит.

Воцарилась довольно двусмысленная тишина.

Я уже собрался проверить, чем это Нора там занимается, но услышал, как дважды вжикнула сумочная молния. Вещи собирает – слава тебе господи. Впрочем, ясно, что времени я выиграл всего ничего: завтра она вернется. Эта девица – вроде мелкой рыбешки, что милю за милей непреклонно плывет под брюхом громадной акулы-людоеда. Придется обзвонить старых знакомых, профсоюзных, может, или банковских, взять за горло – пусть ее выгодно наймут на двенадцать часов в день, скажем, в банке «Кэпитал Уан» в Джерси-Сити.

– А что в Шандакене? – внезапно крикнула она.

– Что? – Я вышел из кухни.

– У вас маршрут куда-то в Шандакен, штат Нью-Йорк.

Она стояла в прихожей и листала папку с маршрутом до «Брайарвуд» и моей перепиской с директором по приему. Рядом на столе стоял пакет с красным пальто.

– У вас экскурсия по учреждению? – удивленно спросила Нора. – По какому учреждению?

Я забрал у нее папку, глянул