Ты скучало?
Я выросла, представляешь? Теперь я тону в буквах, а не в тебе. Хочешь тоже стать буквами?
На пляже пусто, лишь человек десять выстроилось в круг у шезлонгов. Среди них — Илона. Заметив меня, она машет рукой.
Интересно, Рита с ней знакома? Они бы поладили.
Занятие начинается с разминки. Я стараюсь повторять за Илоной, но получается плохо. Зато у Лидии — лучше всех. И пусть с виду ей лет триста, она излучает силу. Не удивлюсь, если перед сном она снимает морщинистую кожу, линяет, как змея.
— Не запрокидывайте голову! — командует Илона. — Поднимите плечи и тянитесь подбородком вверх. — Она поправляет каждого, лепит из нас скульптуры. — Как, по-вашему, чем хороши асаны на равновесие? — Так и не дождавшись ответа, Илона продолжает: — У вас прорабатываются все мышцы, вы концентрируете внимание и избавляетесь от лишних мыслей. Зацепитесь взглядом за какую-нибудь крошечную деталь и замрите. Она вас удержит, не сомневайтесь.
Я чувствую себя побитой изнутри, но, как ни странно, чистой и сосредоточенной. Кошусь на Лидию и восхищаюсь ее выносливостью. Поза собаки, планка, поза орла — все ей дается с легкостью. Даже не подозревая, она втаптывает мою самооценку в раскаленный песок.
А я… я так и не нашла крошечную деталь.
— Молодец, Аня. Для первого раза неплохо, — хвалит меня Илона, когда занятие заканчивается.
К нам присоединяется Лидия.
— Довольно неплохо.
Здесь, под ярким солнцем, рядом с солеными водами, она стареет еще лет на семьсот. Они с морем ровесники. Разница в одном: у моря нет срока годности, ее — на исходе.
У Лидии сплошной купальник и седые волосы, завязанные в хвост. Должно быть, она приехала на том же автобусе, что и я — со станции «Прошлое».
Илона желает нам приятного дня и удаляется. Люди разбредаются по пляжу — все, кроме Лидии. Та чертит пяткой круг и ждет, когда я заговорю. Но я не решаюсь.
— Тебе здесь не место, — выдает она, поняв, что я могу молчать вечно.
Мы заходим в море.
— Почему? — вскидываю брови я.
Из-за ледяных волн по телу расползаются мурашки. Странно, что в жару море не прогрелось.
— Я верю в легенды. Все здесь верят.
— Что за легенды?
— Вообрази, герой: тебе на макушку падает люстра. Секунда — и тебя нет.
Лидия исчезает под водой.
Я считаю до десяти. Сердце замирает — что, если она утонула? Я уже собираюсь нырять следом, как вдруг Лидия всплывает в сантиметре от меня.
— О чем бы ты подумала, если бы я заявила, что у домов есть рты и зубы? — Ухмылка. Длинная дырявая гармошка. — О чем бы ты подумала, если бы стала их руками?
Я пячусь. В воде шаги получаются приторно-медленными. Море заодно с этой шизофреничкой.
Лидия фыркает.
— Сегодня на обед суп с фрикадельками. Объедение.
Так и не ответив ей, я выбегаю из воды. Прочь, прочь с пляжа. Спрятаться бы в чемодан, упаковать бы себя среди платьев и забыть бы о странных домах и их обитателях.
Я мчусь на базу — босиком. Плевать, что земля жарит ступни быстрее, чем сковорода яичницу.
Темыч до сих пор ищет хвост. Женщина на втором этаже вновь за мной следит. Если бы она не коснулась ладонью стекла, я бы приняла ее за реалистичную куклу.
Скорее всего, после моего приезда время застыло, запеклось раной.
Или… у часов сели батарейки.
5
Захар
[До]
Моя жизнь меняется. Как дырявый свитер с затяжкой: шевельнешься — приблизишься на шаг к смерти. Я натыкаюсь на Тору в школе каждый день. И сразу меня вызывают к доске, ставят двойки, ругают за невыученные уроки. Черная кошка, чтоб ее! Она здоровается со мной и подмигивает — что за чертовщина?! — по-сто-ян-но.
Но зато — не обзывается Кирпичом.
Не дубасит учебниками по башке.
Она просто роняет: «Привет».
Иногда предлагает орехи.
Но я боюсь ее настроения-сладкой-ваты. Знает ли Тора, что я псих? Дошло ли до этой дурочки, кто разбил окно в Ласточке?
Я пообещал себе сохранить тайну. Пусть Хлопушка считает, что я нормальный. Что у нее завелось НЛО. Что мир сошел с ума.
Лишь бы я был обычным в ее глазах.
Как же я любил перед школой заходить к Ворону! Но Тора все испортила и тоже начала навещать дом по утрам. Я уступил. Теперь мое время — вечером.
Она обводит мелком наш рисунок Облака.
Я обвожу.
Не сговариваясь, мы создаем расписание. Ворон спрашивает меня о Торе. Невдомек ему, почему мы до сих пор не объяснились.
Но о тайнах лучше молчать. Иначе какие это тайны?
По крайней мере, я так считал. До тех прекраснейших пор, пока Тора не разрушила наш распорядок и не явилась к Ворону вечером.
Застала врасплох, чего уж отмазываться. И вот я уже чувствую себя комаром, превратившимся в кашу от удара ладошкой.
— Как ты меня нашел? — интересуется Тора. Хамка, даже не здоровается. — И что ты здесь забыл?
Она взлохмачивает кудряшки и морщится. Кармашек платья оттопыривается под весом содержимого. Я в курсе, что там, — пачка мелков. У нас одинаковые. Тора пришла обводить Облако, чтобы Ворон не скучал.
Мои щеки полыхают — температура поднимается, не иначе. Сколько там максимум? Сорок? Сорок два? А у меня внутри пятьдесят. Я плавлюсь. Надеюсь, Ворон не расстроится, если я растекусь по полу кровавой лужицей.
— Что. Ты. Здесь. Забыл?
— Гуляю. А ты?
Я обычный мальчик, не Кирпич и не шизик, люблю заброшки и играть в классики, честное-слово-поверь-пожалуйста-я-нормальный.
Ворон тихо хихикает. «Не смешно», — мысленно одергиваю его я.
— Это ты нарисовал кота, — подытоживает Тора. — Долго еще ждать?
— Чего жать?
— Правды!
— Мне было скучно, и я решил…
Она хватает меня за запястье. А коготки-то острые! Точно кошка.
— Я не буду обзываться, Захар. Неужели твой котелок до сих пор не переварил, что мы… два сапога пара?
На ее ресничках блестят слезы.
— Врешь.
Я высвобождаюсь и достаю мелок.
Тора дружит с кучей девчонок, которые не обзывают ее Кирпичом. Торины предки не твердят, что с дочуркой «что-то не так». Она не выращивает овощи. Ее не водят к врачу. Ей не пытаются удалить фантазию.
А я грызусь с Пашкой. Скармливаю унитазу кругленькие таблетки, как дохлых рыбок. Общаюсь с домами.
Вывод: Тора хочет забрать у меня Ворона.
— Я не вру, Захар, — всхлипывает она. — Я принесла тебе жареных орехов. Будешь?
Она протягивает мне целый кулек.
— Почему тебя не водят к врачам? Мы ведь психи, разве нет?
— Ласточка теперь меня слушается.
Моя кожа продолжает плавиться. Готов поклясться, на лбу огромными красными буквами проявилась надпись: «ШИЗИК».
— Поздравляю…
— Она сама выключила свет и заперлась, когда я легла спать. Я оживила ее пять месяцев назад. Она совсем кроха, мало что умеет.
Тора подается к часам Ворона и гладит их мизинцем.
— Что? — вспыхиваю я.
Штукатурка не сыплется, потолок не рушится. Дом подпускает ее к сердцу, словно это парк развлечений.
Предатель!
— Ворон, ты чего? Ты доверяешь ей больше, чем мне?
— Однажды она не побоялась штукатурки. А я побоялся