– Ангел мой, – он поднялся мне навстречу, и окружавшие его стайкой птиц наложницы посмотрели на меня недобро. – Присаживайся рядом с Зайнаб, – он указал на сохранённое для меня место по его правую руку. Чуть дальше сидела темноволосая девушка с пышными формами и огромным количеством золота на руках и шее. Даже серьги в её ушах были громадными. Именно она вчера посоветовала мне не привыкать к вниманию падишаха.

Теперь, когда я увидела, что подарки он присылает тем, кого хочет пригласить в свои покои, эти украшения заиграли в новом свете. Значит эта Зайнаб – его бывшая любимица. Или всё-таки нынешняя?

Я с гордым видом присела на ковёр рядом с Селимом и не постеснялась прижаться к нему бедром, удивляясь своим собственническим замашкам.

– Чем тебя угостить, Мелек? – спросил он.

На тарелках и подносах лежали фрукты, лепёшки и сладости. При виде слоёного пирога я сглотнула, представляя, насколько он был вкусным и сочным, но выбор мой пал на еду более провокационную.

– Хочу лукум, – заявила, демонстративно указывая пальчиком на стоявшую перед нами тарелку.

Падишах послушно потянулся за кусочком угощения, украшенного фисташкой, и поднёс его к моим губам. Мягкая сладость оказалась на языке. Довольная собой, я потянулась за чашкой кофе и чуть не уронила её на ковёр, когда услышала сбоку голос Зайнаб:

– Я тоже хочу.

Девушка, выпятив объёмную грудь, заискивающе смотрела на падишаха, и тот у меня на глазах угостил и её.

Все мужики одинаковые.

Я залпом выпила кофе, схватила с подноса жирную лепёшку с бараниной и со словами «пойду проветрюсь» буквально вылетела в сад. Со злобой запихивая в рот почти половину лепёшки, я принялась вышагивать по дорожке сада, мысленно ругая падишаха последними словами.

– Негодяй! – воскликнула я в сердцах и позади услышала голос Селима:

– Кто негодяй?

– Ты. Кто же ещё? – ответила, даже не поворачиваясь и с остервенением вгрызаясь в остатки лепёшки. Так хотя бы был шанс, что я не выскажу ему всё сразу.

– Я негодяй? – спросил он растерянно и, подойдя сзади, приобнял меня за плечи. – А почему?

Я молча продолжила дожёвывать свой завтрак.

– Ангел мой, чем я мог тебя обидеть? – спросил он, осторожно поворачивая меня к себе и приподнимая мой подбородок. Наши глаза встретились. Его – карие, и мои – красные от подступивших к ним слёз.

– Почему ты ей не отказал? – спросила я, смахивая слезу. – Ты же говорил, что я для тебя ярче солнца. А сам…

– О Мелек, конечно, ты ярче солнца. Свет мой, счастье моё, – шептал он, гладя меня по щеке. – Но я не могу обижать других наложниц. Зайнаб хорошая девушка, она не заслуживает прилюдного унижения.

Его доводы казались мне неубедительными, и я обиженно отвела взгляд.

– Это всего лишь лукум, – не сдавался он. – Хочешь, я прикажу, чтобы во всём дворце его подавали только тебе? – спросил он, обнимая меня за талию и притягивая ближе.

Я почти прикасалась к нему грудью и ощущала тепло его дыхания на своей коже.

– Хочу, чтобы ты угощал им только меня, – поставила условие. – А остальные могут есть этот лукум в одиночестве.

Он улыбнулся и легонько коснулся губами моего лба.

– Хочешь, чтобы я уделял внимание только тебе? – спросил он полушёпотом и продолжил осыпать моё лицо поцелуями.

Я кивнула и с замиранием ждала ответа.

– Но я и так, кроме тебя, больше никого не вижу. Ты ослепила меня, Мелек. Околдовала. И нет мне покоя, – шептал он. – И днём, и ночью думаю только о тебе. Я не мог дождаться вечера, потому пришёл в гарем утром.

– Правда? – спросила я, ощущая, как вместо обиды мною овладевает нежность.

– Чистая правда, – подтвердил он. – Клянусь всем лукумом мира, – добавил он смеясь. – Скажи мне, о прекрасная Мелек, ждёшь ли ты вечера с таким же трепетом, как и я?

Мне было и стыдно, и страшно произнести это вслух, поэтому я вновь ответила едва заметным кивком.

– Тогда эта ночь будет только нашей, – пообещал он.

– А следующая? – спросила, лукаво улыбаясь.

– И следующая. И все, что после.

Он оставил меня в сладостном предвкушении. Ни злые взгляды, ни колкости других наложниц не смогли испортить этот день.

Я с нетерпением ждала вечера и с радостью позволила служанкам ухаживать за моей кожей и завивать волосы.

Когда дворец наконец погрузился в сумерки, вместо откровенного платья мне принесли шёлковый халат и накинули его на голое тело. Ощущать прикосновения холодной и гладкой ткани было одновременно стыдно и волнительно. По телу пробежала томительная дрожь.

К падишаху меня вела пожилая наставница. На этот раз её лицо уже не было таким суровым – видимо, моё взволнованное состояние заставило её смягчиться.

Вместо того чтобы углубиться во дворец, наставница вывела меня из гарема в сад и направилась к купальне.

– Его величество велел завязать тебе глаза, – сказала она, когда мы остановились у колышущихся на ветру штор, закрывающих вход в купальную.

Хотя мне и было боязно соглашаться на подобное, я послушно прикрыла глаза и позволила надеть на себя повязку. Моё сердце забилось чаще, все ощущения обострились. Я чувствовала каждым сантиметром своего тела, как тонкая ткань скользит по коже во время движения, колышется и открывает самые потаённые места лёгкому южному ветру.

Наставница вела меня под руку, и я надеялась, что она не чувствует моей дрожи.

– Ангел мой, – услышала я голос Селима.

Приподняла ладонь, желая коснуться его. Но вместо объятий он подхватил меня на руки и уложил на что-то мягкое, напоминающее небольшие подушки. Когда шаги наставницы стихли, я попросила:

– Сними с меня повязку, Селим. Я хочу видеть тебя.

– Потерпи, мой ангел, – ответил он, нежно гладя меня по щеке.

Во мне боролись два чувства: страх оказаться беспомощной и лишающее здравомыслия влечение. Я не понимала, какое из них было сильнее. Стоило ли мне так легкомысленно вверять себя другому человеку? Буду ли я жалеть, если оттолкну его сейчас?

Пока я замерла в нерешительности, Селим, покрывая мою шею поцелуями, потянул завязки моего халата, распахивая его и осторожно снимая. Я лежала перед ним беззащитная и нагая и даже не видела его лица.

– Не бойся, моя Мелек, – прошептал он, проводя пальцем по моим губам.

После его прикосновения на них осталось что-то тягучее. Я коснулась губ языком и ощутила вкус сладкого и ароматного мёда.

– Оставь и мне немного, – сказал Селим, целуя меня в губы и деля на двоих эту медовую сладость.

Дрожащими руками я обхватила его за плечи, притягивая ближе. Я не видела его, но чувствовала. Селим был без рубашки. Его мускулистая грудь коснулась моей, мягкой и одновременно напряжённой, с