Гаванцы с трудом представляют себе остальной остров, а остальной мир и подавно, — это отношение понятно большинству ньюйоркцев и парижан. За пределами города жизни нет.
Хотя Куба — это остров, жители Гаваны склонны воспринимать свой город как остров на острове. Почти так и было. В XIX веке Гавана представляла собой окруженный стенами город на оконечности полуострова, выступающего в Гаванскую бухту, защищенный с трех сторон водой, а с четвертой — почти прямой стеной. Стена идет от входа в гавань по западной границе старого города до залива с южной стороны. Прикрытая стеной сторона была единственной связью с землей, и в XVII веке колониальные власти предложили вырыть ров вдоль стены, что превратило бы Гавану в остров в буквальном смысле.
Но в этом не было необходимости. Еще с XVIII века в девять часов вечера в укреплениях Ла-Кабаньи стреляла пушка и запирались ворота. Вы могли не спать всю ночь в Гаване. Многие так делали. Но как только стреляла пушка, до утра никто не мог ни войти в город, ни выйти. Сегодня стены нет, ворот нет, но из пушки на входе в гавань до сих пор в девять вечера стреляют солдаты в форме XVIII века, под барабанную дробь, чтобы напомнить людям, что столица и по сей день ведет жизнь острова.
Изоляцию Гаваны редко оценивают позитивно. Для Дульсе Марии Лойнас, ведущей гаванской поэтессы XX века, слово isla (остров) всегда подразумевало одиночество:
Окруженный со всех сторон морем,Я — остров, цепляющийся за стержень ветра.Кричу я или умоляю,Никто меня не слышит.Nadie escucha mi voz si rezo o grito («Никто не слышит мой голос, кричу я или умоляю»). Возможно, поэтому на протяжении всей своей мучительной истории гаванцы и кричали, и умоляли так громко. Когда ты на острове, который тоже на острове, чтобы тебя услышали, надо постараться.
И все же — пожалуй, то же самое извращенное чувство заставляет кинозрителей находить фильмы-нуар романтичными, хотя это печальные истории о невезучих людях — Гавана при всех своих ароматах, поте, крошащихся стенах, изоляции и сложной истории остается самым романтическим городом на земле. О ней написано бесконечно много любовных песен. Этот город околдует любого.
Один. Перемена
Todo el mundo tiene una ciudad distinta en la cabeza.
Каждый представляет себе город по-своему.
Эдмундо Десноэс о Гаване. Безутешные воспоминания (Inconsolable Memories), 1965
О Гаване немало спорят, в том числе потому, что в Гаване противоречия — это стиль жизни. Впрочем, почти все соглашаются, что второго такого города нет на земле. Как же Гавана стала такой непохожей на другие города (впрочем, не в той степени, в какой полагал Колумб, когда написал в отчете о своем путешествии, что существует место под названием Аван и там «жители рождаются с хвостами»)?
Историки указывают на очередное восстание или бунт, создавшие облик города, но на самом деле главное качество Гаваны — это процесс изменения сам по себе. Такой истории потрясений и перемен нет ни у одного другого места на свете. Перемены — одно из фундаментальных условий здешней жизни.
Начнем с того, что Гавану основали трижды и в трех разных местах.
После того как Христофор Колумб в 1492 году объявил остров Куба «самым прекрасным из всех, что когда-либо видели глаза», он отправил посланника, чтобы тот поговорил с местными жителями, каковых мореплаватель считал китайцами. В команде Колумба по-китайски никто не говорил, и потому он послал человека, знавшего арабский, рассудив, что по крайней мере он хоть что-то понимает в Азии. Есть свидетельства, что Колумб знал, что он находится не в Азии, и непонятно, с чего он решил, что арабоговорящий спутник может ему помочь.
О таино, коренном населении региона, известно немного. Едва Колумб понял, что перед ним не китайцы, он отметил в дневнике, что они кажутся «добрыми людьми» и из них выйдут отличные слуги. Он захватил в плен нескольких таино, чтобы отвезти их своим спонсорам в Испанию.
В 1511 году испанцы отправили на Кубу Диего Веласкеса де Куэльяра с тремя сотнями человек, чтобы он осуществил то, что испанцы называли конкистой, а мы — геноцидом. Немногие таино выжили. По легенде, вождя таино по имени Атуэй, в честь которого в Гаване позднее назвали знаменитую марку пива, привязали к столбу, чтобы сжечь. Несмотря на угрозу страшной смерти, он отказался рассказать, где на острове находится золото. Скорее всего потому, что его там не было. Тогда испанцы предложили ему креститься и сказали, что если он примет христианского бога, то отправится на небеса. Легенда утверждает, что затем Атуэй спросил: правда ли, что христиане попадают на небо, и испанцы заверили его, что непременно. Перед тем как враги подожгли костер, Атуэй произнес свои последние слова: «Раз испанцы уходят на небо, я туда идти не хочу».
Одна из причин заподозрить, что эта растиражированная байка не совсем правдива, заключается в том, что она слишком напоминает гаванский юмор. Гаванцы обожают рассказы, где с героем происходит что-то плохое. Начало у них спокойное, ничего не предвещающее, а концовка неожиданная. История про Атуэя похожа на анекдоты про Пепито, популярные сегодня на Кубе (обычно они связаны с Фиделем Кастро, которого называют просто по имени). Возможно, эта байка и положила начало подобным анекдотам. Вот пример поновее:
Когда Кастро старался не допустить перенаселения Гаваны, он предложил, чтобы все, кто приехал из провинции Орьенте, вернулись домой. Пепито посоветовал ему выделить триста автобусов и мерседес.
«А мерседес для кого?» — спросил Кастро.
«Для вас, команданте».
(Кастро сам родом из Орьенте.)
25 июля 1514 года Веласкес отправил одного из своих помощников по имени Панфило де Нарваэс заложить город, названный Сан-Кристобаль, поскольку мореплаватели пустились в путь в День святого Кристобаля. По словам Бартоломе де Лас Касаса (он вошел в историю как конкистадор, оставивший описание геноцида таино), Панфило был здоровенным, рыжим и отличался не только исключительной (даже по меркам той своры) жестокостью, но и крайней глупостью. Таким образом, есть свидетельство, что Гавану основал слабоумный головорез.
Панфило решил построить город в бухте на западе острова с его южной, карибской стороны. Очевидно, он не был достаточно хорошим моряком — в конце концов он пропал в море во время экспедиции во Флориду, — чтобы догадаться основать поселение в более выгодном месте на северном, атлантическом берегу. Он назвал город «Сан-Кристобаль-де-ла-Абана», и кажется, никто не знает, откуда взялась эта самая «Абана». По одной из версий, вождя таино в этой области звали Абагуанекс. Однако почему Панфило выбрал для названия города имя вождя, правившего людьми, которых он