Я нырнул в топлесс-бар на Сорок четвертой. Заносило когда-нибудь в подобные точки? Я ожидал чего-нибудь типа воровской малины, патрулируемой полуголыми горничными. А вот и хрен. Просто на возвышении за стойкой пляшут несколько цыпочек в подштанниках; ты сидишь себе и хлещешь бухло, а они трясут буферами. Виски лилось рекой, три с полтиной стопах, я полоскал северо-западный квадрат, заодно прижимая холодный стакан к пульсирующей щеке. Вроде, помогает. По крайней мере, успокаивает.
На возвышении работали три девицы, выпячивали телеса на фоне зеркальной стенки. Ради меня и рыжеватого соседа гермафродитской наружности старалась застенчивая коротышка несколько щенячьего телосложения. Ну-ка, присмотримся. В бликах ламп кожа ее отдавала нездоровой бледностью, явная предрасположенность к сыпям и аллергиям. Тяжеловатые груди уныло поникли, сеть морщинок у сосков, жировая складка над штанишками, темно-синими и с начесом, как эластиковые тренировочные. И точно, у грудей сверху – зазубринки, даже белее, чем остальная кожа. Лет девятнадцать-двадцать, и уже растяжки; явно что-то не так, усталость формы, ошибка в проекте, и настолько рано. Впрочем, она была в курсе. Обычная мордашка девки-сорванца пыталась удержать типовую ухмылку упоенной независимости, но тревога все равно прорывалась – тревога телесная, не тот, другой стыд. Если вас интересует мое просвещенное мнение, то девице в этом бизнесе ничего не светит. Но никуда мне от нее не деться, по крайней мере, ближайшие полчаса. Две ее соперницы Дальше на помосте были, вроде, куда более в моем вкусе, но стоило мне лишь покоситься в их сторону, как щека умело отдавалась пульсирующей болью. К тому же, нельзя забывать о моей чаровнице, ее чувства тоже что-то значат. Не волнуйся, малышка, я с тобой. Ты меня вполне устраиваешь. Периодически она посылала в мою сторону улыбку. Такая беспомощная, неуверенная улыбка. Да, такая стыдливая.
– Еще скотча? – поинтересовалась матрона за стойкой, пожилая дама с напомаженной прической и скрипучим голосом. На ней было трико или балетная пачка неприятного тускло-коричневого цвета, как жженый сахар. Сразу напоминает про корригирующий корсет для позвоночника, про грыжу.
– Да, – ответил я и закурил очередную сигарету. За исключением особо оговоренных случаев, я всегда курю очередную сигарету.
Прижав к щеке холодный стакан, я выматерился – шепотом, но от души. Когда я поднял взгляд, вместо прежней девицы передо мной извивалась высоченная мексиканка с хищным ртом, жарко лоснящимися буферами и черной волосяной бороздой на брюхе, исчезавшей, словно пороховая дорожка, в глянцевито-белой кобуре ее трусиков. Совсем другое дело, с чувством сказал я себе. Делюсь опытом: все, что вам нужно знать о женщине, скажет то, сколько времени, сил и бабок вкладывает она в свои трусики. Живой пример – Селина. Вот и от этих трусиков разило такой искушенностью, что у меня дыханье сперло. Оживший поллюционный сон, манящая недоступность порока. Ее зубастый оскал был адресован всем и никому. Лицо, тело, танцевальные па – предельная сосредоточенность на себе, на своем искусстве, на порнографии.
– Хотите выпить с Авророй?
Я опустил взгляд. Чучело за стойкой небрежно махнуло на соседний табурет, который действительно уже оседлала Аврора – прежняя моя девица, теперь укутанная в махровый халат.
– И что пьет Аврора? – поинтересовался я.
– Шампанское!
На стойку передо мной громко шмякнули стакан чего-то розового и со льдом – по виду, глюкозы.
– Шесть долларов!
– Шесть долларов?..
Я распластал на мокрой стойке очередную двадцатку.
– Простите, – поморщилась Аврора, характерно растягивая гласные. Явно иногородняя. – Эта часть мне тоже не нравится. Унизительно для девушки.
– Да ладно, все путем.
– Как вас звать?
– Джон.
– И чем вы занимаетесь, Джон?
Ага, беседа. Ну это ж надо. В каком-то метре от меня извивается натуральное голое чудо, а я выкладываю бабки, чтобы побазарить за жизнь с Авророй в махровом халате.
– Порнографией, – сказал я ей. – От сих до сих.
– Это интересно.
– Еще скотча? – возникла над нами старая вешалка, директриса в терапевтической фуфайке, с моей сдачей.
– Почему бы и нет, – ответил я.
– Еще шампанского для Авроры?
– Господи... Ладно, налейте.
– ...Джон, вы англичанин? – произнесла Аврора с глубоким пониманием, будто это многое объясняло.
– Честно говоря, я наполовину американец и наполовину сплю. Только что с самолета.
– Я тоже. В смысле, с автобуса. Вчера только t! приехала.
– И откуда?
– Из Нью-Джерси.
– Серьезно? А откуда именно? Я вырос в...
– Еще скотча?
У меня поникли плечи. Я медленно развернулся.
– Сколько стоит, – проговорил я, – чтобы вы отстали от меня хотя бы минут на десять? Хотелось бы знать, – спросил я у нее. И на этом не остановился, отнюдь. Впрочем, старуха была непрошибаема. Испытанный ветеран. Я обрушил на нее всю тяжесть моего взгляда, и обычно этого бывает достаточно, пласт за пластом подростковой археологии, дешевой жратвы и легких денег, взгляд толстого питона, исполненный всех мыслимых грехов. Она ответила мне тем же, несколько секунд глаза в глаза, и ее взгляд был тверже, куда тверже. Уперев кулачки в стойку, она подалась ко мне и крикнула:
– Лерой!
Музыка тут же захлебнулась. Ряд пятнистых профилей развернулся в мою сторону. Подбоченясь, в тишине став сразу старше, буфера по команде «вольно», мексиканка взирала на меня с профессиональным презрением.
– Я еще себя не нашла. – Это опять Аврора. – Мне очень интересна порнография.
– Это тебе кажется, – сказал я. И порнографии ты тоже совершенно не интересна. – Лерой, все о-кей! Можешь расслабиться. Вес под контролем, приятель. Я уже ухожу. Вот деньги, Aврорa, береги себя.
Я соскользнул с табурета, и меня тут же повело. Табурет от толчка с дребезгом шатнулся на своем основании, как подброшенная в орлянку монета. Я помахал на прощание всем бабам– смотрите, раз не насмотрелись – и по диагонали двинул к двери.
На улице все было на продажу. «Бойлеск»[4], дипломированный массаж и потереть спинку, услада вуайера и сверкающий огнями круглосуточный порноцентр. Даже, подумать только, натура – проститутки. Но я был не в настроении покупать, не сегодня. На обратном пути к отелю обошлось без происшествий (!). Ничего не случилось. Как всегда; впрочем, ждать происшествий осталось недолго. Вращающаяся дверь занесла меня в вестибюль, и дежурный портье вскинул голову из-за своего частокола.
– Вечер добрый, – произнес он. – Сэр, пока вас не было, звонил Лорн Гайленд.
Двумя пальцами он выдал мне ключ.
– Сэр, это... тот самый Лорн Гайленд?
– Не факт, не факт, – глубокомысленно изрек я, может, правда, и не