Арманд Т. Рингер в нашей стране почти неизвестен, в отличие от своего alter ego — Мартина Гарднера. У Гарднера в России сложилась счастливая издательская судьба. Первые переводы его книг "Этот правый левый мир" и "Теория относительности для миллионов" появились в 60-е годы, в то благодатное время, когда физики были в почете. А в 1971 году издательство "Мир" начинает серию книг, посвященных занимательной математике, и открывает эту серию книга Гарднера "Математические головоломки и развлечения". Она стала первой, переведенной Юлием Александровичем Даниловым, из будущего "гарднеровского канона". За ней последовали "Математические досуги" и "Математические новеллы". Именно под влиянием этих трех книг у автора этих строк интерес к математике если не сформировался, то совершенно точно укрепился. Ю. Данилов перевел еще несколько книг Гарднера, последняя из которых появилась в 1993 году. Книжная полка с полным "мировским" собранием Гарднера с фирменным оформлением корешка: круг, квадрат, треугольник — подлинное украшение домашней библиотеки.
В эти же годы статьи Мартина Гарднера появляются в журналах "Наука и жизнь", "Знание-сила", "Квант", "Математика в школе".
Интерес к изданию книг Гарднера вспыхнул у нас в середине 2000-х, когда вышли еще пять его книжек, посвященных занимательной математике, но значительно меньшими тиражами.
Отрадно, что совсем недавно — в 2015 году — появилась не переводившаяся ранее книга Гарднера "Загадки Сфинкса и другие математические головоломки".
Вышедшая в 1978 году в серии "Литературные памятники" издательства "Наука" книга Кэрролла "Приключения Алисы" с примечаниями Гарднера (та самая "Аннотированная Алиса"), переведенная Ниной Михайловной Демуровой, подарила нашим читателям новую и неожиданную встречу с Мартином Гарднером. Именно "Аннотированная Алиса" побудила когда-то меня задаться детским вопросом "А как это устроено?" и последовать — "frabiously galumphing" — за Гарднером в глубины кэрролловских текстов, а затем и обратиться к переводу стихов Кэрролла, и отважиться в конечном счете на самостоятельные поиски Снарка.
Математико-фантастические рассказы Гарднера о профессоре Сляпенарском "Нульсторонний профессор" и "Остров пяти красок" были переведены на русский язык Ю. Даниловым и вошли в три антологии, изданные в 80-е годы.15 Но эти два рассказа все же не могли еще предположить в Гарднере незаурядного беллетриста.
Этот пробел нам и предстоит восполнить. Вернемся в далекий 1946 год и лучше всего об этом времени расскажет сам Гарднер: "После войны и краткого пребывания в Талсе я возвратился в Чикагский университет в унылую однокомнатную квартирку на Пятьдесят пятой улице. Мое окно выходило на вентиляционную шахту. <...> Моим единственным имуществом был будильник и несколько книг, и никакого радио. Свои заметки о прочитанном, записанные на каталожных карточках три на пять, я держал в женских обувных коробках, которые получал бесплатно в обувных магазинах. А вырезки из книг на карточках четыре на шесть я вставлял в мужские обувные коробки. Коробки хранились в стенном шкафу16. <...> Я мог бы возвратиться к моей старой работе по связям с прессой, если бы не событие, которое стало поворотным моментом в моей жизни. Я продал свой рассказ Эсквайру'. Рассказ назывался 'Лошадь на эскалаторе'. <....> Эсквайр' получил много лестных откликов на мой рассказ. <...> Следствием такой читательской реакции явилось приглашение на обед, полученное мной от редактора Эсквайра' Фреда Бирмингема. Обед состоялся в модном Чикагском ресторане. Я помню, как гардеробщица поморщилась и даже зажала нос, когда брала мою старую морскую тужурку. Тужурка сильно пахла еще с того времени, когда масло вытекло из бака нашего миноносца и затопило шкафчики с формой.
Фред попросил меня написать еще один рассказ. Я предложил свой самый известный [теперь] научно-фантастический рассказ 'Нульсторонний профессор'. Я был очарован топологией, отраслью математики, которая изучает свойства объектов, остающиеся неизменными при их искривлении или растяжении. <...> Фред попросил написать еще, и в течение года или двух я жил на доходы от Эсквайра'. За редким исключением все мои рассказы, написанные для Эсквайра', входят в сборник 'Нульсторонний профессор и другие фантастические, юмористические, детективные и философские истории'".
Рассказ, давший название сборнику, перевел французский журнал, и так он попал во многие научно-фантастические антологии, став самым популярным рассказом Гарднера. Но Гарднер пишет рассказы самых разных жанров, которые скрупулезно перечислены им в подзаголовке сборника. Место и время действия почти всех рассказов — Чикаго конца сороковых. За исключением, разумеется, "Тханга". Чикагский университет, где он учился, Чикаго-Луп, где в ресторанчике он встречался с друзьями-фокусниками, "Маршал-Филдс"17, где подрабатывал, показывая фокусы, Мидуэй18, где как-то беседовал о том о сем с Торнтоном Уайлдером, и Пятидесятые улицы, по которым бродил и где зарождались его истории...
"Родимое пятно" и "Еще один мартини" — истории трогательные, почти сентиментальные, и, если бы не сдержанная манера изложения и обаятельный стиль Гарднера, из них вряд ли что-либо вышло.
Рассказы Гарднера — "для всех"! Как и все то, что он делал и писал на протяжении своей восьмидесятилетней писательской жизни. Гарднер интересовался Джойсом и Улипо, но вдохновляли его лорд Дансени и Честертон, в чем Гарднер охотно признается в кратких предуведомлениях к рассказам. В его рассказах довольно остроумные детективные сюжеты уживаются с ненавязчивыми литературными и философскими реминисценциями. Неслучайно тот же Адам Гопник назвал Гарднера "критически настроенным рационалистом, влюбленным в сдержанное английское воображение", — черта, проявившаяся уже в ранних его рассказах. При этом всю свою жизнь стремясь сделать сложное — простым, необъяснимое — ясным, стремясь приоткрыть завесу магии и волшебства, Гарднер рассказывает свои истории легко и свободно.
Читателям гарднеровских рассказов можно не волноваться: они не превратят вас в седовласых профессоров математики. Если, конечно, вы сами того не захотите.
Самые поздние рассказы сборника датируются пятидесятыми годами прошлого века. Больше рассказов Мартин Гарднер не писал. Но...
Сентябрьский номер "Математических горизонтов" за 2010 год открывается таким обращением соредакторов журнала к читателям: "Хотя 'Математические горизонты' получают почти все материалы в электронном виде, этой весной рассказ 'Суперструны и Тельма' с приложенной к нему запиской оказался в нашем старомодном почтовом ящике: "Возможно, этот рассказ подойдет вам? Я вел математическую колонку в "Сайенти-фик америкен" в течение 25 лет. Если для "Математических горизонтов" рассказ не подходит, нет нужды возвращать его обратно. Всего наилучшего, Мартин." Один только вид имени на странице вызвал ощутимый переполох. Мартину Гарднеру было за девяносто, и мы оказались обладателями очаровательного образца подлинной литературы, полученного прямо из пишущей машинки самого знаменитого голоса