– Закрепи мотор, – повторил мой приятель.
На мне были шорты, которых я наяву никогда не видел. Мотор же оказался тяжелый, я даже зауважал себя, когда смог оторвать его от палубы. Так вот я и стоял с этим раскаленным мотором, который тарахтел и, возможно, трещал, пока не бросил его в море, так что вода зашипела. И в этот момент море исчезло, мой мотор с грохотом ударился о землю и развалился на части. А потом у меня возникло чувство, будто подо мной образовалась какая-то кашеобразная масса, которая грозит меня засосать.
И эта масса пахла ванилью.
Мозги мои представляли нечто на нее похожее, и я никак не мог сообразить, почему разбился мотор.
Мотор… но как же… я же выбросил его за борт.
И в этот момент я проснулся и услышал стук в наружную дверь.
Дверь… Это она трещала и гремела.
Не успев продрать глаза, я поднялся с постели и поковылял к окну – посмотреть, кому это я понадобился. На пороге стояла та самая девчушка, что прошлым летом время от времени выходила откуда-то из лесу к моему дому полюбопытствовать, чем я там занимаюсь. Ей было лет девять-десять, и она всегда молчала, а когда кто-нибудь из нас пытался с ней заговорить, тут же исчезала в лесу. Только моему коллеге Арне Йонссону да Бодиль Нильссон – женщине, с которой я тогда встречался, – удавалось задержать ее на минутку. Однажды она даже выпила предложенную Арне чашку кофе.
Но нынешним летом я еще не видел этой девочки.
Стоило мне по-нормальному открыть глаза и прищуриться, – вероятно, впору было обзавестись очками, – как я непременно увидел бы на ее щеках слезы. Девочка ожесточенно колотила в дверь кулаком, а под конец пустила в ход и голову.
Я завернулся в простыню, вышел из спальни и отпер входную дверь.
Гостья, не замечая меня, тут же влетела в дом. Обежала два раза кухонный стол, выскочила из кухни и помчалась в спальню, где тут же плашмя упала на пол, заползла под кровать да так и осталась лежать там, как сраженный битой игрок в бейсбол.
Я снова запер входную дверь.
В ушах все еще отдавался стук: на самом деле теперь она изо всей силы колотила о пол локтями и коленями.
Похоже, она была чем-то страшно напугана. Я озирался, прикидывая, что бы на себя накинуть, когда снаружи послышались мужские голоса. Пришедших было двое. Я не опускал жалюзи на кухне, поэтому вжался в стенку, чтобы они меня не увидели. По крайней мере, одно окно я всегда открывал на ночь, поэтому сейчас слышал их разговор, хотя и неразборчиво.
Мужчины приблизились.
Они говорили тихо, почти перешептывались.
– Она должна быть где-то здесь, – сказал один.
– Она может быть где угодно, – отозвался второй.
Они стояли в какой-нибудь паре метров от дома.
Внезапно полумрак прорезал луч карманного фонарика. По стене забегало световое пятно.
– Какого черта ты делаешь?! – послышался возмущенный голос, и луч сразу пропал. – Не слишком умно посреди ночи светить фонариком в чужую комнату.
– Мне показалось, там кто-то шевелится.
– Свети в землю, а не в окно. Нам нельзя привлекать к себе внимание.
Я скосил глаза в сторону спальни. Девочка под кроватью заткнула пальцами уши.
– С тем же успехом она могла спрятаться в какой-нибудь лодке в гавани, – предположил первый.
– Думаешь, у нее есть там знакомые? – засомневался второй. – Иначе с какой стати кому-то брать ее на борт.
– Черт ее знает! – выругался первый. – Лежит себе где-нибудь под брезентом, вот будет кому-то сюрприз!
Ни один ни другой не обнаруживали и намека на сконский диалект. Классический стокгольмский выговор, так мне, во всяком случае, показалось. Хотя потом в речи первого я как будто уловил легкий иностранный акцент.
– Она поди давно уже далеко отсюда, – сказал он.
– Не так далеко, она же не стайер.
– Спринтер, ты хотел сказать?
– Ну или так.
– Заглянем-ка мы в гавань.
Голоса стали стихать, так что дальнейших слов я не разобрал. Я осторожно сел на корточки и прильнул к окну. Мужчины по ступенькам спускались к морю, уставив свои карманные фонарики в землю. Тот, что шел впереди, был одет в голубые джинсы и тонкую черную кожаную куртку. На другом я различил что-то вроде спортивного костюма из блестящей ткани. Мужчина в джинсах был очень крупный и широкоплечий, на голову выше своего напарника, который явно страдал избыточным весом.
Опустившись на пол, я прислонился к стене.
Какого черта все это значит?
Девочка перестала трястись, но пальцев из ушей не вынула.
Собственно, что мешало мне просто открыть дверь и сказать: «Девочка здесь!»
Неужели то, что весь мой костюм составляла простыня? Или же я не успел проснуться и плохо понимал, что делаю? Что заставило меня взять сторону девочки против двух взрослых мужчин? Страх?
Когда я выглянул в окно в следующий раз, они уже скрылись за рестораном и спустились к самым мосткам. Похоже, мужчины спорили. Тот, что был в спортивном костюме, показывал в сторону шоссе, другой пожимал плечами. Потом первый повернулся к маяку на пирсе. Его огни отражались в воде, так что обоим не было необходимости включать карманные фонарики. Мужчина в джинсах показал большим пальцем через плечо в сторону моего дома. Его напарник зашагал к пирсу, в то время как сам он, проводив его взглядом, развернулся и начал подъем по лестнице. Времени убежать в спальню у меня не оставалось, поэтому я снова лег под окном на пол и прижался к стене.
На этот раз мужчина попытался приблизиться к дому незаметно, но я слышал и как он топал по деревянным ступеням лестницы, и как захрустел гравий под его ногами. Надо думать, этот звук напугал его самого, потому что он тут же сошел с дорожки в траву. Затем он поднялся на веранду и остановился. Продвинулся в сторону, как мне показалось, ближе к тому самому окну, под которым я лежал. Я затаил дыхание и еще сильнее вжался в стену. От мужчины пахло дешевым лосьоном для бритья. Заглянув в окно, он мог бы оглядеть кухню, но не увидел бы ни девочки, которая пряталась в спальне, ни меня. В противном случае ему открылось бы интересное зрелище. Что можно подумать о пятидесятилетнем мужчине, который лежит под окном на кухне, завернутый в простыню?
Звук шагов приблизился к двери. Замер. Потом незнакомец нажал на дверную ручку и осторожно