Но сегодняшняя правда часто становится завтрашней ложью, почти всегда случайно.
Я не смогу обвинить его в том, что он не сдержал своего слова, и мне бы не хотелось, чтобы ему пришлось умереть из-за этого.
Слово «ложь» такое же короткое, как слово «смерть», не просто так, по крайней мере, так говорит мой отец.
Я не знаю, почему Дам так торопится. Мы застряли в обучении, которое от нас требуется, даже несмотря на то, что наш коэффициент интеллекта может превзойти IQ некоторых профессоров, работающих в Академии Грейсон Элит. У нас обоих есть свое место в этом мире, где все сказано и сделано, но никто не знает, что это за место.
Его нужно заслужить, как и все то, что стоит иметь в жизни.
Дамиано наклоняет голову, мягко прижимаясь губами к уголку моего рта, а затем выходит за дверь через несколько секунд после того, как отпускает меня.
Я следую за ним к двери и хлопаю ладонью по большому квадрату на стене слева. Стальные штыри, выступающие с обеих сторон, соединяются вместе. Все остальные теперь отрезаны, – даже мои девочки теперь не могут войти без моего разрешения.
Бросив взгляд на лепнину в виде короны наверху, я возвращаюсь к бару, поджимая губы при виде графина, доверху наполненного «Реми Мартин Луи». Только в моем мире считается нормальным, чтобы в номере, предназначенном для трех восемнадцатилетних девушек, был запас спиртного, достойного короля.
Или королев, в нашем случае.
Королев из криминального подпольного мира.
Наливаю чуть меньше порции в маленький хрустальный бокал и подношу его к губам, чтобы медленно вдохнуть аромат дуба и сливочной ириски. Вслепую расстегиваю молнию на левом бедре и сбрасываю тяжелую школьную форму на пол.
Положив локти на стойку бара, я откидываю голову назад, закрываю глаза и наслаждаюсь моментом одиночества, испуская долгий, медленный вздох.
Кажется, я держусь уже несколько дней. На самом деле прошло всего несколько часов с тех пор, как отец сообщил мне эту нелепую новость, и это скручивает меня изнутри раздражающей смесью гнева и предвкушения.
Но серьезно – о чем, черт возьми, он думает?
– Я не эксперт, но я уверен, что именно так и следует носить эти каблуки.
Глубокие, скрипучие слова доносятся откуда-то из-за моей спины, обрывая мои мысли, и требуется настоящее усилие, чтобы не подпрыгнуть на сиденье.
С уверенной, натренированной грацией я направляю свое внимание через плечо в дальний правый передний угол комнаты, где стоит черное бархатное кресло, и этот особый уголок не освещен не просто так.
Золотистая окантовка вдоль изгиба стены создает едва заметное отражение от люстр, лишь очерчивая силуэт, но не более.
Ни один мужчина, которого я знаю, или женщина, если уж на то пошло, не осмелились бы проскользнуть в этот номер без разрешения.
Наступает тишина, и тень наклоняется вперед, свет падает на что-то блестящее с левой стороны его лица.
В ответ сверкает серебряная петля, идеально изогнутая вокруг полной нижней губы.
Шок берет надо мной верх, зрачки расширяются, когда я начинаю узнавать его, и он это понимает.
Мрачный смешок раздается в воздухе, звук глубокий и раскатистый, как отдаленный гром, а затем его пристальный взгляд скользит по моему телу. Он обнажает зубы и играет с пирсингом, прежде чем посмотреть вверх, остановившись на моем лице.
– Мы снова встретились, богатая девочка. – Он вскидывает голову, расплываясь в безжалостной, торжествующей ухмылке. – Ты собираешься предложить мне выпить или как?
Что.
За.
Черт.
Глава вторая
Роклин
ЖЕЛАНИЕ СДАТЬ ЭТОГО ПОДРАЖАТЕЛЯ ДОН ЖУАНА В РУКИ МОЕЙ ОХРАНЕ велико, но острая искра интриги и явное отсутствие чувства самосохранения с его стороны почему-то сильнее.
Он никак не мог следить за мной от заправки. Он стоял далеко от своей машины, а я выжала сотню уже через несколько секунд после того, как выехала оттуда, так что, как он сейчас здесь оказался, я не знаю, но выясню.
Я отталкиваюсь от стойки, готовясь зайти за нее, но Высокий, Дерзкий и Ужасно одетый парень, похоже, против.
Сделав несколько больших шагов, он оказывается на расстоянии вытянутой руки и прищелкивает языком.
Я приподнимаю бровь.
– Ты хочешь выпить или не хочешь?
– Я хочу, чтобы твои руки были там, где я могу их видеть.
Умно, учитывая, что я собиралась достать оружие, прикрепленное ремнями к нижней части полки.
Поднимая ладони в воздух, шевелю пальцами, и он подходит ближе.
– Я просто хорошая девочка, которая делает то, что ей говорят. Какую угрозу я могу представлять для такого большого плохого мальчика, как ты? – Я притворно надуваю губы.
– Ну да, как же. – Он продолжает идти, пока не оказывается всего в метре от меня, протягивает руки и хватается за край мраморной стойки у меня за спиной. Так близко, что я вынуждена буквально впитывать всего его в себя, от темных волос до мрачного поведения.
Его волосы – черные, как обсидиан, и блестящие, как стекло, – растрепаны на макушке, хотя по бокам гладкие и короткие. Несколько прядей спадают вперед, ровно настолько, чтобы создать тень над правым глазом, привлекая внимание к тонкому белому шраму над левым. У него густые брови, длинные и густые ресницы, а глаза поразительного полупрозрачного синего оттенка.
Нарушитель несколько мгновений молча смотрит на меня, его глаза слишком яркие, чтобы в них можно было смотреть, но это не имеет никакого отношения к его настроению.
В лучшем случае ему скучно.
– Ты знаешь, почему я здесь? – спрашивает он.
– Чтобы спрятаться в углу, пока ничего не подозревающая женщина раздевается?
– Верно. Как раз за этим. – Он опускает взгляд, и небольшая морщинка появляется у него на лбу. – Что это за школьница, которая носит кружева и такие подвязки под своей формой?
– Подвязки? – Я сохраняю невозмутимый вид. – Серьезно? Ты что, никогда не покупал девушке нижнее белье?
Не отрывая глаз от моего тела, он спрашивает:
– Я похож на человека, которому нужно покупать нижнее белье?
– Оу. – Я притворяюсь, что надуваю губы, и он переводит взгляд. – Конечно, такие парни, как ты, считают, что голое тело – это все, что тебе нужно. Какой же ты, должно быть, эгоистичный любовник.
Его челюсть сжимается, и я стараюсь не реагировать, когда он придвигается еще ближе; мое тело теперь зажато между ним и стойкой. Несмотря на то что он кажется худым, мышцы, прижатые ко мне, невольно демонстрируют, что под одеждой