Рии пришлось скрыть досаду.
— Мама, как его зовут? — спросила она.
— Просто тридцать два, без всяких изысков.
— Ты хочешь назвать собаку Тридцать Два? — остолбенела Рия.
— Нет, я говорю про дом, где строят пентхаус для леди Райан. А собаку зовут Плайерс.[4] Я уже говорила. — На самом деле она ничего не говорила, но это не имело значения. — Все знают, что она переезжает на Тара-роуд. О ней слышал каждый.
— Вот и хорошо. Людям не надо будет наносить ей визиты, чтобы познакомиться.
— Нет, они читают о ней в газетах. Там о леди Райан пишут не меньше, чем о вашем друге Барни Маккарти. — Нора не одобряла и его тоже; об этом говорило новое фырканье.
— Поразительно. Неужели Розмари так знаменита? — сказала Рия. — Знаешь, мать все еще считает ее тринадцатилетней девочкой и велит брать пример с меня. Это Розмари-то!
Теперь имя Розмари Райан появлялось на финансовых полосах газет не реже, чем на женских. Ее компания набирала обороты и заключила несколько зарубежных контрактов. Они печатали открытки с видами знаменитых средиземноморских курортов и имели свои рекламные щиты на всех спортивных сооружениях вплоть до западного побережья Америки. Она скупала акции, и переход компании в ее полную собственность был только делом времени. Человек, который когда-то принял ее на работу в маленькую полиграфическую компанию, сейчас с изумлением смотрел на уверенную и хладнокровную женщину, полностью перестроившую его бизнес. В последнее время гольф интересовал его больше, чем поездка в Белфаст на утреннем поезде, проведение двух деловых совещаний во время ланча и возвращение дневным поездом с контрактом на сумму, о которой он и не мечтал.
Розмари не видела причин, мешавших жителям Северной Ирландии печатать свои материалы на юге, если обслуживание было профессиональным, цена — разумной, а качество — высоким. Она давно убедила руководство сменить название компании с «Шемрок[5] Принтинг» на куда более приемлемое и менее обязывающее «Партнерс Принтинг».
Но с мужчинами ей не везло. Их вокруг было множество, однако Розмари не могла найти среди них своего единственного. Люди изумлялись: такая привлекательная, даже кокетливая женщина — и не замужем. Нет, она не была фригидной: мимолетные увлечения и немногие свидания, приглашения на которые она позволяла себе принять, доставляли ей удовольствие. Все думали, что ее любовная жизнь куда богаче и интереснее, чем было на самом деле. И Розмари по мере сил поддерживала это широко распространенное заблуждение.
Во всяком случае, оно не позволяло людям считать ее лесбиянкой, последовавшей примеру старшей сестры.
— Неужели это так ужасно? — спрашивала ее Эйлин.
— Нет. И не надо меня подкалывать. Я отношусь к однополой любви спокойно. Просто мне не хочется оправдываться в том, что меня не привлекает. Вам со Стефани нравится так жить, но это не мой случай.
— Что ж, справедливо, — отвечала Эйлин. — Я только не понимаю, почему ты так кипятишься. Ради бога, сейчас не пятидесятые годы. Каждый имеет право жить так, как ему хочется.
— Конечно. Но я не могу вынести того, что люди от меня чего-то ждут.
— Может быть, ты уже встретила его, но не узнала.
— Что ты имеешь в виду?
— Может быть, Мистер Совершенство находится у тебя перед носом, а ты этого не замечаешь. Но в один прекрасный вечер вы упадете в объятия друг друга.
Розмари задумалась.
— Это возможно, — сказала она.
— И кто, по-твоему, это мог бы быть? Конечно, не тот, кто тебя отверг, потому что тебя, Ро, отвергнуть невозможно. Может, это тот, с кем тебе и в голову не приходило лечь в постель?
Розмари никому не рассказывала о Ричарде, с которым она изредка сталкивалась в самых разных местах. Когда Роч прочитал по ее лицу, что на самом деле никакой спутник жизни ей не нужен, ей было очень обидно.
— Мне немножко нравился Колм Барри — тот самый, который открыл ресторан. Но в мужья он не годится.
— Он что, гей? — спросила Эйлин.
— Нет. Просто слишком беспокойный. Сложный.
— Знаешь, Ро, я бы на твоем месте не торопилась. Лучше занимайся своим дворцом и бизнесом.
— Так я и сделаю, — кивнула Розмари.
После того как с Герти произошел очередной «несчастный случай», ее мать сдалась и забрала внуков к себе.
— Имей в виду, я делаю это не для тебя, а для двух беззащитных детей, которых ты прижила с этим горьким пьяницей.
— Мама, ты мне не помогаешь.
— Помогаю. Забираю детей из места будущей казни. Если бы ты сама не была полусумасшедшей, то понимала бы, что я помогаю тебе.
— Мама, у меня есть подруги, которые возьмут их, когда на Джека найдет в очередной раз.
— В последнее время на Джека находит каждый день и каждую ночь. А Мораны — люди порядочные, однако больше одного уик-энда им не выдержать.
— Мама, ты очень хорошая, но тебе этого не понять.
— Мне не понять? Я не понимаю только одного: два напуганных маленьких ребенка вздрагивают от малейшего шороха, а ты не подаешь в суд, чтобы этому подонку запретили подходить к ним на пушечный выстрел.
— Ты же веришь в Бога, в таинство брака, в то, что супруги должны быть заодно и в добре, и во зле. Сохранять брак в добре ничего не стоит, а вот во зле…
— Да уж. Во зле для всех вокруг. — Мать плотно сжала губы и начала укладывать вещи Джона и Кэти. Несчастные малыши в очередной раз переселялись к бабушке.
Розмари приезжала к Дэнни и Рии несколько раз в неделю. Всегда требовалось что-то обсудить: планы, отчеты… Визиты были непродолжительными. Все должны были знать, что она следит за стройкой и что никакие недоделки не ускользнут от ее бдительного ока. Рия пыталась накормить ее ужином, но Розмари отвечала, что объелась во время ланча и не в состоянии проглотить ни куска. Однако всем было известно, что это неправда. Раз в неделю Розмари ходила в «Квентин», а в остальное время съедала нежирный йогурт и яблоко, не отходя от письменного стола. Во время деловых ланчей в «Шелбурне» не обошлось бы без вина или виски с содовой. Розмари Райан оставалась тощей, как борзая, только благодаря железной воле. Иногда Рия задумывалась, зачем ей так изнурять себя. Тренажерный зал и бассейн до работы, бег трусцой по выходным, постоянная диета, отход ко сну не позже одиннадцати, регулярное посещение парикмахерской. О господи, для чего?
Когда она задала