Мать была в отчаянии. Она повторяла, что Чикки совершает ужасную глупость. Их отношения не продлятся долго — не могут продлиться. Это не любовь, а просто увлечение. Если бы Уолтер любил ее по-настоящему, то согласился бы подождать, дал бы ей дом и свое имя, обеспечил бы будущее — вместо романтических бредней.
Атмосфера в доме Райанов накалилась до предела.
Поддержки сестер Чикки так и не дождалась. Однако она была непреклонна. Они понятия не имеют, что такое настоящая любовь. Она не изменит своих планов. У нее есть паспорт. Она уезжает в Америку.
«Пожелайте мне счастливого пути», — умоляла она родителей перед отъездом, однако они отвернулись от нее.
«Не будьте так жестоки ко мне, чтобы у меня остались хорошие воспоминания!» Горькие слезы катились у Чикки по лицу.
Мать тяжело вздохнула: «Жестоко было бы сказать езжай и наслаждайся жизнью. Мы желаем тебе только добра. Хотим, чтобы ты была счастлива. Это не любовь, а какое-то безумие. И не жди нашего благословения — мы против твоего отъезда и не собираемся притворяться».
Не дождавшись благословения, Чикки уехала без него.
В аэропорту Шэннон родители провожали детей, отправлявшихся в Америку, в новую жизнь. Чикки никто не провожал, но им с Уолтером было все равно. Перед ними лежала целая жизнь.
Ни правил, ни обязательств, никаких соседей и родственников, перед которыми надо держать лицо. Полная свобода — свобода работать, где хочется, и жить на свои средства. Свобода от родительских ожиданий: что она выйдет за богатого фермера, а Уолтер — как надеялась его семья — станет преуспевающим адвокатом.
Друзья Уолтера, обитавшие в огромной квартире в Бруклине, встретили их весьма радушно. Все они были молодые, общительные, жизнерадостные. Одни работали в книжных магазинах или барах, другие были музыкантами. Они приходили и уходили когда вздумается. Это было так непохоже на Стоунбридж. Влюбленная пара вернулась с побережья, в дальней комнате поселилась девушка, писавшая стихи. Один парень, мексиканец, играл на гитаре в местном баре.
Все жили мирно и беззаботно — Чикки это казалось удивительным. Никто ничего не требовал. По вечерам они собирались на кухне и совместными усилиями готовили на ужин большую кастрюлю чили. Никаких обязанностей, никаких понуканий.
Иногда кто-нибудь вздыхал по своей семье, не проявлявшей должного понимания, но тут же забывал о ней. Постепенно стали меркнуть и воспоминания о Стоунбридже. Тем не менее Чикки каждую неделю писала домой, с самого начала решив не поддаваться враждебным настроениям.
Если одна сторона станет вести себя, будто ничего не случилось, вскоре и вторая ответит тем же.
Она переписывалась с подругами, через которых получала вести из дома. Пегги и Нуэла рассказывали о том, как течет жизнь в Стоунбридже, — собственно, там ничего не изменилось. Благодаря им она сумела поздравить Кэтлин с грядущей свадьбой — сестра выходила за Майки, но промолчала о другой новости: роману Мэри с Сонни О’Хара настал конец.
Мать в ответ присылала коротенькие записки, спрашивая, назначена ли дата свадьбы и есть ли в ее приходе ирландский священник.
Чикки ничего не рассказывала о жизни в чужой большой квартире в окружении разношерстной компании, о постоянных отъездах и приездах, бренчании на гитаре. Ее родным никогда этого не понять.
В письмах она рассказывала о художественных выставках и театральных премьерах. Чикки читала о них в газетах; иногда они и правда ходили на утренники или покупали дешевые билеты на прогоны через друзей, которым было поручено заполнить зал.
У Уолтера появилась работа: он помогал составить каталог библиотеки, принадлежавшей пожилой чете, знакомым его отца. Семья надеялась таким образом вернуть блудного сына — по выражению самого Уолтера — «в академическую среду»; собственно, занятие было совсем неплохое. Родные оставили его в покое и больше не докучали своими проповедями. Чего еще можно желать от жизни?
Чикки быстро поняла, чего именно желал от жизни Уолтер. Она не наседала на него с вопросами о том, когда он познакомит ее с родителями, когда они снимут свою квартиру и вообще, что будут делать дальше. Они были вместе, в Нью-Йорке. Разве этого недостаточно? Собственно, в каком-то смысле этого и правда было достаточно.
Она нашла себе работу в кафе. График оказался подходящим: Чикки вставала чуть свет и уходила из дома, пока все еще спали. Она являлась к открытию, отрабатывала свою смену, подавала завтрак и возвращалась домой, когда остальные только поднимались с кроватей. Чикки приносила молоко и булочки, оставшиеся после завтрака в кафе. Обитатели квартиры привыкли к тому, что она бесплатно доставляет припасы.
До нее по-прежнему доходили новости из дома, но со временем он становился все более и более далеким.
Кэтлин вышла за Майки и теперь ждала первенца; Мэри встречалась с Джеем-Пи, фермером, над которым они еще совсем недавно посмеивались, считая унылым стариком. У Брайана начинался роман с одной из дочерей О’Хара — семья Чикки его всецело одобряла, однако О’Хара были настроены куда менее восторженно. На одной из проповедей отец Джонсон сказал, что Пресвятая Дева проливает слезы при любом упоминании об ирландском референдуме по разводам, но часть прихожан возмутилась, считая, что он зашел слишком далеко.
Всего через несколько коротких месяцев Стоунбридж стал для Чикки совсем далеким, почти нереальным.
Такой же нереальной была их жизнь в большой квартире, где все постоянно приезжали и уезжали, где то и дело говорили о друзьях, перебравшихся в Грецию или Италию, или игравших ночи напролет в подвальных барах Чикаго. Ее реальностью стал вымышленный мирок, в котором они существовали посреди делового, оживленного, процветающего Манхэттена.
Жители Стоунбриджа не ездили в Нью-Йорк — над ней не висела угроза разоблачения и нового разочарования. Чикки никак не могла сообщить родителям правду: что Уолтер бросил работу и больше не составляет каталог библиотеки. Ему наскучили постоянные напоминания стариков о том, что пора бы съездить на выходные домой, повидаться с родителями.
Чикки была отнюдь не против такого визита, однако, видя настроение Уолтера, поддержала его решение отказаться от работы и взяла дополнительную смену в кафе, чтобы они могли оплачивать квартиру.
В последнее время Уолтер не находил себе места, раздражаясь по малейшему поводу. Он хотел видеть рядом с собой прежнюю Чикки — влюбленную и радостную. Такой она и старалась быть. На самом деле Чикки ужасно устала и постоянно волновалась, однако Уолтер не должен был этого видеть.
Каждую неделю она писала домой и сама начинала верить в свою вымышленную историю. Ей приходилось записывать подробности в тетрадке — Чикки боялась, что случайная ошибка может выдать ее.
Чтобы немного утешиться, она сообщила родным, что они с Уолтером поженились. Скромная гражданская церемония. Их благословил францисканский священник. Новобрачные