2 страница
о Филиппе. Хотя это вряд ли бы помогло. Ощущение утраты стало частью моего ДНК.

Семь лет неудач уже позади.

Патрис молча принес другое зеркало. Потом осторожно собрал большие осколки и метелкой замел остальное. Я больше не произнесла ни слова, пусть делает свое дело. Внутри меня шла другая борьба. Я закрыла глаза, провела пальцами по волосам, так нежно, словно касалась самого драгоценного. Осторожно. Как это делала много лет назад мама, как это делал Филипп – но после него не делал никто. Филипп играл моими волосами.

Мне вспомнилась наша первая ночь: весь ее драматизм, вокруг вода и звезды над головой, мои мокрые волосы, словно занавесом упавшие на обнаженные плечи. Я увидела Филиппа, капли воды в волосах. Тишина, только наше дыхание и темень. Мир сделался вдруг маленьким, сжался настолько, что в нем осталось место только для нас двоих. Кокон из тишины и звезд. И рука Филиппа в моих волосах.

Я стряхнула воспоминания и вернулась к реальности, увидела себя в зеркале, те же волосы, как тогда, но другую женщину. Патрис собрал все осколки и стоял теперь за моей спиной. С ножницами наготове. Левой рукой он подхватил мои волосы и приподнял. Потом отыскал в зеркале мои глаза.

– Вы уверены?

– Абсолютно, – подтвердила я.

Он без лишних слов пустил ножницы в ход.

Волосы мои вскрикнули, я услышала это совершенно явственно. Звук серебристый и ломкий, похожий на хныканье ребенка, почти шепелявящий. Я закрыла глаза.

Патрис работал молча. Ловко и продуктивно. Скоро не осталось уже ничего, никаких волос, по которым хотелось бы мечтательно провести рукой.

Я оплакивала их, три крупные немые слезы упали на пол, как первый снег. Я вытерла слезы, расплатилась, встала и покинула салон. Жизнь пошла дальше. Наконец-то.

3

Чувство подступающей тошноты, подобное тому, какое испытываешь на американских горках, охватывает тебя тогда, когда ты совершил нечто необратимое – разбил в полном уме и памяти бесценную фамильную реликвию, выложил, наконец, какую-то страшную правду или отрезал косы – это чувство еще не отпустило, когда я входила в дом. Я не могла описать его по-другому, я не сильна в словах. Но оно, как самогон, вызывало теплое бурление в области живота. Я слышала эхо своих шагов, отражавшееся от стен. Особняк, который остался мне от Филиппа, на долгие годы сделался моим домом, но я по-прежнему не чувствовала себя здесь полной хозяйкой. Вся обстановка, выдержанная с ганзейской хладнокровностью, так же мало подходила ко мне, как и прическа маленького эльфа, которую я всю жизнь носила. Может, лучше съехать отсюда, подумала я. Поселиться в каком-нибудь другом месте. Более подходящем для Лео и для меня.

Я отогнала эту мысль.

Вошла в ванную комнату и стала отмывать с рук город, изучая в зеркале над раковиной свое отражение. С тех пор как я носила в себе тайну, меня не покидало чувство, что ее запросто может прочесть каждый встречный, прочесть по моим глазам – но глаза обманчивы. И они, по крайней мере, ничуть не изменились. Я примерилась, одарив улыбкой коротко стриженную брюнетку, которая походила уже не на фею, но скорее на мальчишку, и мне ответили тем же. А почему бы и нет? – заключила я, бросив еще один взгляд на свою мальчишескую прическу, вышла из ванной, отволокла сумки с покупками на кухню и только собралась заняться приготовлением ужина, как тут же вспомнила про него. Про пластиковый пакет, который всучил мне парикмахер.

Я направилась к гардеробу, взяла сумочку и достала из нее пакет с волосами. Разумеется, я совершенно не представляла себе, как поступить с этим трофеем. Ясно было одно: я не собираюсь хранить такое как сентиментальная идиотка. Стоит только начать и тогда… Мне не хватало сил додумать мысль до конца. И без того в доме обитало достаточно духов, волосы для забав им не нужны.

Больше не колеблясь, я спустилась по черной лестнице на улицу и взяла курс под маленький навес, к мусорным бачкам. Странное ощущение – нести свои собственные волосы, держать в руках то, что когда-то было частью меня.

Только не разводи нюни, никакой сентиментальности, приказала я самой себе. Потом развязала слабый узел, затянутый парикмахером, и вытряхнула волосы в бак для органических отходов. На несколько секунд я закрыла глаза и снова увидела руку Филиппа в моих волосах, в маленьком углублении между шеей и затылком. И вдруг почувствовала, как стеснило грудь, как разгорячились щеки, и перехватило дыхание. Я поскорее отогнала мысли, посетившие меня в первый раз на поляне. Лесные духи. Они исчезли, внутренне сопротивляясь, что-то бормоча, хихикая. Дыхание восстановилось. Я снова пришла в себя. Увидела, что все еще топчусь за домом и держу в руке крышку от мусорного бака. Отрезанные волосы валялись теперь где-то там, в куче завядших цветов, кофейных фильтров, апельсиновой кожуры, картофельных очистков и яичной скорлупы. Я отвела взгляд, закрыла бачок и вернулась в дом.

Я ждала солнечного затмения с некоторой опаской. Ждала невыносимо долго, часто думая о том, какие чувства будут меня обуревать. Пугали старые раны, старые вопросы, которые в этот день непременно грозили выплыть на поверхность как разный скарб во время опустошительного потопа. И вот этот день наступил, и, казалось, шел своим чередом вхолостую, подобно бесконечной веренице других дней, ему предшествовавших. Он не унес меня с собой, я все еще здесь. И больше я не чувствовала ни боли, ни горечи. Вышла из парикмахерской в полной уверенности, будто натворила что-то ужасно волнующее, запретное. Как подросток, выкуривший тайком свою первую в жизни сигарету. Я чувствовала легкую слабость в животе, а еще – как же иначе – головокружение и свободу.

Я разобрала покупки, сложила в большой бумажный пакет то, что предназначалось для соседки, госпожи Тайс, и поставила его в сторону. Позже попрошу Лео, и он ей все занесет. Вот уже почти год я закупала продукты для этой пожилой женщины, которая с трудом ходила и не имела своей машины, и попутно развлекала ее всякой болтовней; она, конечно, немного странноватая, да что с того. Но сегодня я не испытывала ни малейшего желания вести с ней беседы.

Предстояло еще кое-что сделать. Приготовиться к ужину и потом забрать Лео от Мириам. Хорошо бы застать лучшую подругу одну. Пока не вернулся домой Мартин. Я ощущала потребность кому-нибудь рассказать о том, что сделала. Или, вернее, чего не сделала.

Значит, самое разумное – поторопиться. Я взяла курочку, только что купленную в магазине здорового питания, и положила ее на доску. Курочка едва не выскользнула у меня из рук. Сказывалась нервозность. Я попробовала себя утешить: мол, ничего сверхъестественного тут нет. Просто