— Лорд Дэй знает об этом? — спросила она.
— Я ему написал.
— Тогда он с этим разберется.
Мирен Лоза помрачнел.
— Это плохо, мисс Вентаксис. Мы пытаемся делать свою работу, как нам сказал ваш отец. Собираем его налоги. Храним его порядок. Нам не повышали зарплату пять лет, а теперь еще и непослушание и атаки. Разве это не нападение на него? Что он скажет насчет этого? Я хочу услышать от него.
— Вы можете говорить со мной, — Печаль пыталась сделать голос стальным.
— Я хочу шарманщика, а не обезьянку.
— Помните, с кем говорите, — рявкнула Печаль, уже не изображая сталь. Она повернулась к нему. — Я — дочь канцлера. Я буду однажды канцлером. Не забывайте об этом, — она глубоко вдохнула, заставляя себя звучать спокойно, и сказала. — А теперь, если не против, эти люди хотят со мной поговорить. Можете встать в очередь, если хотите сказать что-то еще. Ваш черед наступит.
Он гневно стиснул зубы, темные глаза смотрели ей в глаза. Печаль помнила о дубинке, висящей у него на поясе, о размере его больших ладоней, видела вены, что выступали на его мускулистых руках. Казалось, прошла вечность, и он кивнул и отошел.
Печаль расправила плечи и вскинула голову, а потом отвернулась от него к остальным.
— Кто-то хочет рассказать не о стражах порядка?
К ее удивлению, поднялась одна рука, и она поманила маленькую аккуратную женщину вперед.
— Да?
— Сенатор Каспира снова тревожится из-за семьи Рэтбон.
Печаль не думала, что будет так рада упоминанию воров и пиратов в районе Прекара, но сейчас они были лучше стражи порядка.
— Я думала, они залегли на дно после того, как в тюрьму посадили Йерафима Рэтбона, — сказала Печаль.
— Его старший сын Аркадий…
— О, прости, милашка, — голос Мирена был громким рычанием, он перебил. — Я закрыл проход?
Печаль развернулась и увидела Иррис за порогом, едва заметную за Лозой, ее губы были сжаты. Капитан стражи сделал шажок в сторону и вытянул руку, словно приветствовал ее, и Иррис пришлось попытаться проскользнуть мимо него, иначе она осталась бы снаружи. Иррис обдумала варианты, а потом прижалась к косяку двери и пробралась в комнату. Мирен облизнул губы, когда ее рука задела его живот, при этом он смотрел в глаза Печали.
— Тебе нужно к отцу, — сказала Иррис едва слышно, добравшись до Печали.
Ее голова заболела, но уже не из-за Ламентии, а из-за Харуна.
— Где его паж? — прошептала она.
— Я отправила его отдыхать. Печаль, он устал. Он явно не спал днями, — ее тон был недовольным. — Бальтазар с канцлером.
— Тогда твой отец должен…
— Я пошла к нему, — прервала ее Иррис. — Он сказал привести тебя, — она сделала паузу. — Прости.
Печаль не думала, что может расстроиться еще сильнее.
— Ничего. Я сейчас приду.
Она думала иначе. Судя по лицу Иррис, подруга это знала. Но она кивнула, позволяя Печали соврать.
— Боюсь, вам придется уйти, — сообщила Печаль всем в комнате. — У меня возникли срочные дела. Если запишите свои жалобы, я постараюсь как можно скорее взяться за них.
Люди уходили, на их лицах смешались потрясение и недовольство, но никто не возражал, они слушались ее. Лоза до последнего оставался на пороге.
— Ты в порядке? — спросила Иррис, когда Лоза ушел. — Чего он хотел?
— Хорошей трепки, — пробормотала Печаль, понимая, что он может подслушивать. — Но я не в порядке.
— Я могу что-то сделать?
— Пусть меня похитят свартане и держат в политическом плену до конца жизни.
— Я напишу им сейчас, — весело прошептала Иррис. — Мне остаться? Или пойти с тобой?
— Нет, спасибо, — Печаль повернулась к давнему другу. — Мне нужно пару минут наедине, а потом я пойду к отцу. Увидимся за ужином.
— Хорошо, — Иррис сжала ее руку и ушла, закрыв за собой дверь.
Печаль потянула за нить ее рукава. Она смотрела, как начинает распускаться вышивка, ощутила искру радости от разрушения, а потом тихий звук за ней заставил е обернуться.
Несмотря на ее приказ, кто-то остался.
Расмус Корриган стоял у окна, его фиолетовые глаза были прикованы к ней.
2
Новый уровень вины
Он убрал длинные светлые волосы за чуть заостренные уши, стараясь не задеть ряд серебряных колец, пронзающих их от мочки и до вершины. Он слабо улыбнулся Печали. Как и все во дворце — и в стране — он был в траурной одежде: длинном черном плаще, затянутом на поясе, ниспадающем до его колен, широких черных штанах и черных сапогах. Форма Раннона.
Но Расмус был из Риллы. Черный выделял желтизну кожи у раннонцев, но его бледной коже этот цвет шел: тень и свет луны, чернила и бумага. Даже милая Иррис с ее большими глазами и лицом в форме сердечка не выглядела в траурном черном так хорошо, как Расмус.
Он смотрел на нее, сдержанный и свежий, как всегда, несмотря на слои одежды и жару, и Печаль с болью понимала, что рядом с ним казалась увядшей и растрепанной.
Но она ответила ему тенью улыбки, и этого хватило, чтобы он пересек комнату с невероятным изяществом и обнял ее. Она расслабилась, прижавшись лицом к его груди, тут же ощутив себя спокойнее.
— Я не знала, что ты вернулся, — сказала она.
— Конечно, вернулся.
— Думаешь, тебя мои приказы не касаются? — прошептала она в его рубашку.
— Ты — не моя королева.
— Я ничья королева, — ответила Печаль.
— Но к тебе ходят люди с вопросами. И ты сама сказала, что однажды станешь канцлером… — сказал Расмус с резкой нотой в голосе.
Печаль посмотрела на него. Она не успела ответить, голова заболела, и она скривилась.
— Голова? — догадался он.
Печаль кивнула.
— Думаю, до этого я ощутила запах Ламентии.
Он поднял голову и вдохнул.
— Я его не ощущаю.
— Нет. Сейчас запаха нет. Может, его и не было, и я схожу с ума.
— Этого быть не должно, — он прижал кончики пальцев к ее вискам, и боль угасла. — Так лучше?
От его прикосновения она стала легче, почти парила.
— Ты так добр, — тихо сказала она.
Он провел пальцами по ее лбу и до кончика носа, а потом по щеке, пока указательный палец не коснулся уха.
— Для чего уметь забирать боль, если не использовать эту способность?
Она шутила как-то, что если бы у нее была способность, то противоположная ему — разрушать, причинять боль — и он тогда притих, насупившись.
— Это работает не так, и ты это знаешь, — сказал он.
Она пыталась объяснить, что это была шутка, но он покачал головой.
— Не стоит так говорить, — он расстроился и не давал коснуться его, держал ее на расстоянии вытянутой руки, пока говорил. — Ты знаешь, что так начиналась война. Есть истории, в которых мой народ использовал свои способности во вред.
— Рас, я знаю…
— Тогда не говори так, даже в шутку. Способности — это хорошо. Их используют только для добра. И… — его голос смягчился, — ты бы не смогла никого ранить.
Она устыдилась и