«По большей части», – подумал он. И, придав своему лицу выражение бесстрастия, осторожно ответил:
– Так оно и есть. Но в королевстве почти наверняка остались те, кто сочувствует им. Так бывает всегда.
Лилиана задернула портьеру, и комната опять погрузилась в сумрак.
– Выходит, мой муж погиб напрасно?
Холт вздохнул и переступил с ноги на ногу, почувствовав некоторую неуверенность, что с ним случалось нечасто.
– Нет, не напрасно. Да, мы понесли огромную утрату, зато королевство вне опасности, по крайней мере пока. Вашей дочери есть что наследовать. Так что ваш муж отдал свою жизнь не зря.
Королева отошла от окна.
– А где свитки? Они у нас?
– Они… – Холт запнулся. – К сожалению, нет, Ваше Величество. У нас их нет. – Он не поднял глаз, чтобы не усугублять ее тревогу. – Пока, – добавил он.
– Как это нет? – вскричала она. – Как это нет? – Холт сжал зубы, и на его квадратном подбородке выступили желваки. Он напомнил себе, что королева еще не пришла в себя после трудных родов, которые случились всего несколько недель назад.
– Коль скоро мы не смогли вернуть свитки, нашу победу над этими монахами нельзя считать полной. Они побеждены лишь частично! – Королева принялась ходить туда-сюда по кремовому ковру, и вокруг нее колыхались волны фиолетовой ткани. – Они будут охотиться за мной. Они упорны. Пока я жива, я буду им мешать. Мне что, придется до конца моих дней оставаться пленницей в этом дворце? Какой смысл жить в постоянном страхе, под угрозой, которая никуда не уйдет? – Холт никогда не видел ее такой, настолько не в себе, и даже не был уверен в том, что ее слова по-прежнему обращены к нему. – Они уже пытались убить меня – это мы знаем достоверно. И ходят слухи о новых заговорах… Они никогда не перестанут охотиться за мной, никогда! А мой ребенок? Сколько времени им понадобится, чтобы открыть охоту и на мою дочь? – Она перестала ходить по комнате и уставилась на него, словно ожидая, что он ответит на этот вопрос. Но у него не было ответа.
Из накрытой пологом колыбели, стоящей рядом с креслом королевы, послышался детский плач, и Лилиана поспешила туда и прижала малютку к груди, успокаивая ее. И, не поворачиваясь к Холту, молвила:
– Он так и не узнает своего ребенка.
– Мне очень жаль, Ваше Величество. – Он помолчал, затем добавил: – Я понимаю.
Она обернулась и посмотрела на него уже другим, вполне осмысленным взглядом, как будто чары рассеялись.
– Конечно, понимаешь, – уже мягче сказала она. И, опять подойдя к окну, отодвинула край портьеры и посмотрела на толпу, по-прежнему прижимая к себе ребенка. На спину ей через плечо свешивался угол детского одеяльца из шелка цвета слоновой кости. – Что мы будем делать? – тихо спросила она.
Он не отвечал. Что он мог ей сказать? Он был не в силах дать ей гарантий, тем более теперь, во время войны. Мятежники вели упорную охоту на королевскую семью, они были полны решимости истребить всех ее членов, устранить всех возможных наследников. Холт мог пообещать только одно: что он положит все силы на то, чтобы защитить королеву и ее дитя. Однако тот план, над которым он думал с тех самых пор, как в начале беременности Лилианы ее попытались убить, вряд ли будет ею одобрен. Сейчас она на это не пойдет. И, быть может, не согласится никогда.
Несколько мгновений они стояли в неловком молчании. Что же делать? Войско Реновии вернулось с победой, но оно было ослаблено, ибо понесло слишком большие потери. К тому же погиб их король. Несколько предводителей афразианцев также пали, но уцелевшие бежали и, несомненно, укрылись у своих сторонников, скорее всего в другом королевстве. Но в каком? В Ставине? В Аргонии? В Монтрисе?
И, что хуже всего, они забрали с собой Деянские свитки – и спасли все древние магические знания.
Королева сделала глубокий вдох и, снова отодвинув портьеру, посмотрела в окно. Вдалеке она увидела торговца с тележкой, продающего белые траурные ленты. Люди привязывали их к палкам и размахивали этими палками – то был старинный знак скорби и надежды, призванный помогать отлетевшим душам уходить в лучший мир.
– Если я не могу обратиться к моим подданным лично, сделайте объявление за меня. Король умер, и мы должны жить дальше, – сказала она и добавила: – Что бы это ни значило.
Холт поклонился, почувствовав некоторое облегчение.
– Разумеется, Ваше Величество. – Коль скоро королева стала готова принять новое положение дел в государстве, опасное и нестабильное, надо воспользоваться случаем и заговорить на ту тему, которая была предметом их споров с тех самых пор, как король объявил монахам войну. Холт тщательно обдумал то, что скажет ей теперь.
Когда он изложил ей свой план, поведал о приготовлениях, которые он уже сделал, о предосторожностях, которые принял, лицо королевы сделалось суровым. Конечно же, ей это было не по душе. Но она была вынуждена признать, что выбор у нее невелик и времени на раздумья почти не осталось.
Королева Лилиана повернула голову к окну, хотя с ее места она не могла видеть толпу народа. Правда, было слышно, как люди скандируют:
– Король умер! Да здравствует королева!
Наконец она прервала молчание.
– Да, я дам согласие на твой план, – молвила она. И посмотрела на Холта, на лице которого было написано потрясение. Он знал, что осуществление его плана сопряжено с риском, и ожидал, что она будет противиться.
Королева подняла палец.
– Но с одним условием, – добавила она, четко произнося каждое слово. – Я соглашусь… но потребую, чтобы ты дал мне обет на крови.
Лицо Холта вытянулось. Разумеется, ей нужно нечто большее, чем обещания, нечто большее, чем слова. Хотя долг и обязывал его защищать и оберегать ее, он боялся, что она потребует от него такой клятвы. Но какой-то частью души он знал, что это случится, а раз он верен трону, у него нет выбора. Единственной его заботой остается забота о будущем королевства. И он кивнул, хотя и понимал, что тем самым предопределит свою судьбу. Освободиться от обета на крови невозможно – во всяком случае, до того, как он будет исполнен – и он влек за собою жертву, тяжелую жертву, которую Холт должен будет принести.
В конце концов, магия всегда требует равновесия. Око за око – или сын за дочь.
Королева положила в колыбель свою спящую дочь, запеленатую так, что было видно только личико с золотистой кожей и темно-русые волосы. Затем подошла к столу, у которого стоял Холт, и взяла бутылку из матового стекла. Налив в массивный, вырезанный из горного хрусталя кубок немного розового вина, она поставила его на стол и подняла позолоченный кинжал.
И, не сводя глаз