То, что ведьмочки Тихого Омута собирались варить приворотное зелье, я даже не сомневалась. Что входило в рецепт, я тоже запомнила — кора алоэ, кедра, лимона, апельсина, корень розы и ириса, и ещё листья розы. Ничего подобного на мельнице я не находила, и это означало, что зелье было-таки сварено. Ещё бы! Ведь год прошел! Но на кого оно, интересно, подействовало? Надо будет расспросить мамашу Жо — не случалось ли в Тихом Омуте скоропалительных свадеб. Или, может, были какие-нибудь странные амурные истории — вот жил-был мужчина, и вдруг влюбился.

О том, что мельничиха Эдит уверяла какую-то там девицу, что она — единственная, я старалась не думать. Наверняка, Димак что-нибудь не так понял. Переселиться в тело ведьмы — и так не очень приятно, не хватало ещё, чтобы ведьма оказалась… хм… с причудами.

До середины пути ослик вёз меня достаточно бодро, но кода закончились яблоки, движение застопорилось. Лексусу определенно требовалось топливо, и без него он работать не желал. Осёл встал посреди дороги и отказывался двинуться с места, застопорив всё движение на дороге. Позади нас стояли уже две телеги, а мой Лексус требовал бензина. То есть яблок.

Квакмайер тактично молчал, не обращая внимания на окрики позади, а его дочь спрыгнула с повозки, чтоб помочь.

— Вы погоняйте, хозяйка, — сказала Сюзетт, — а я потяну его вперёд.

— Только осторожнее… — начала я, но опоздала с предупреждениями.

Стоило девушке подойти к ослу, как он оскалил зубы и потянулся, чтобы цапнуть её.

— Ой! — взвизгнула она, отскакивая.

— Осторожнее, он с норовом, — сказала я со вздохом, слезая с облучка.

Если исхитриться и схватить этого упрямого осла за ухо, как сделал судья…

Я подошла к ослу бочком, стараясь не растревожить его резкими движениями, но он сразу повернул морду и посмотрел на меня — подозрительно поблескивая глазами из-под лохматой челки.

— Хороший ослик, — мурлыкнула я. — Такой милый, красивый. Пойдём со мной, я угощу тебя яблочком… Или кусочком пирога… Хочешь пирога?

Мне показалось, что Сюзетт тихо засмеялась за моей спиной, но сейчас было не до этого — я прикидывала, как половчее схватить осла за ухо, но он вдруг тряхнул челкой, перестал скалить зубы и пошел ко мне, потянув за собой тележку. Я отступила на пару шагов — осел шел за мной. Ещё на пару шагов — и он потрусил по дороге, освободив, наконец, движение.

— Да вы просто волшебница, хозяйка! — восхитился Квакмайер, подхлёстывая свою лошадь. — А скотину вы купили упрямую!

Сюзетт ловко запрыгнула на облучок повозки отца и села, расправив юбку и скромно потупив глаза. Мне оставалось только позавидовать ей. Потому что остаток пути до мельницы пришлось шлёпать на своих двоих, изображая яблоко для осла.

Но Лексус и правда тянулся за мной, как заколдованный, упираясь копытами и глядя, по-прежнему, угрюмо. А что если привесить яблоко на удочку?.. Или морковку?.. Смешно было покупать транспортное средство, а потом бежать впереди него.

Возле мельницы я распрощалась с Квакмайерами и поманила осла к озеру. Жонкелия увидела меня в окно и вышла на крыльцо, уперев в бока кулаки и неодобрительно разглядывая моё приобретение.

— Купила-таки, — сказала она драматическим тоном. — Всё бы тебе деньги на ветер бросать.

— Ах, не начинайте снова, мамашенька, — ответила я.

После всех событий этого дня (а день ещё и не кончился, собственно), я устала так, что спорить со старухой не хотелось совсем. Но вот мамашу Жо усталость от работы не брала.

— Кормить его чем будешь? — напористо начала она. — Нужно купить сена. А стоять он где будет? Правильно, надо построить стойло. А кто будет строить? Правильно, плотник… А где на всё взять денег?

— Курочки нанесут, — ответила я, чтобы хоть теперь отвязаться от неё.

— Ку-урочки! — фыркнула старуха. — Заговорила, как Бриско!

Я пожала плечами и пошла в кухню — ужасно хотелось пить, и ещё больше хотелось что-нибудь съесть, потому что все мои перекусы достались некому упрямому и прожорливому ослу.

— Не забудь только, что с Бриско приключилось, — зловеще сказала Жонкелия, понизив голос.

— Ну что вы всё о печальном, — протянула я. — Лучше попросите наших работников распрячь Лексуса.

— Кого? — переспросила Жонкелия.

— Моего ослика, — подсказала я, помахав рукой ослу, который смотрел на меня с немым упрёком, как на отъявленную лгунью.

— Лексус! Дурацкое имя, — тут же изрекла мамаша Жо.

— А по-моему, миленько, — я улизнула в дом, чтобы не препираться дальше.

Было слышно, как старуха распоряжалась отвести осла в курятник, а коляску поставить под навес. Пусть командует, ей надо куда-то выплеснуть желчь — вот пусть и выплескивает её на мужчин.

Я села на скамейку возле окна, выбрала из корзины яблоко покраснее, и задумчиво впилась в него зубами, глядя на безмятежную озерную гладь.

Понятно, что для Жонкелии смерть сына — постоянная незаживающая рана, но зачем всё время сравнивать меня с ним? Вот каркает она всё и каркает…

А вдруг моргелюты ошибаются, и если я снова утону в озере, то появлюсь живая и здоровая в своём мире? И в своём теле… А если совсем мечтать — пусть и судья Кроу перенесется в мой мир вместе со мной. Было бы забавно показать ему, что придумали люди за несколько сот лет… И можно было забороть его в постель безо всякой опаски.

Вздохнув, я замечталась. Всё-таки, судья — очень хороший мужчина. И почему таким мужчинам всегда достаются не жёны, а ведьмы? Но пусть даже сам