Дав своё согласие на континентальную систему, которую Наполеон стремился предписать Европе, как единственное средство борьбы против Англии, державы столь гордой своим неприступным положением и не хотевшей признать славу великого полководца, – император Александр купил Тильзитский мир ценой жертвы, более тягостной для империи, чем несчастная кампания. Страдания целой Европы были для Наполеона безразличны, лишь бы его честолюбие и ненависть нашли своё удовлетворение. Спокойный по отношению к России, которую он подчинил игу своей политики, Наполеон обратил свои честолюбивые взоры на Испанию.

В это самое время император Александр принимал в Петербурге короля и королеву Пруссии. Он выказал при этом случае величие, щедрость и великодушное гостеприимство Людовика XIV, проявленные последним, когда он принимал изгнанного из Англии несчастного Якова II с семьёй. На границах империи для Их Величеств и их свиты заготовлены были великолепные экипажи и драгоценные шубы, всевозможные удовольствия и самая изысканная роскошь была доставлена им во время этого путешествия. Король и королева Пруссии совершили свой въезд в Петербург в дворцовой карете. Несмотря на сильный мороз, все войска с пяти часов утра были в полном параде. Августейших путешественников ожидали собравшиеся во дворце представители высшего петербургского общества. Рассказывают, что Александр, шедший под руку с королевой прусской, встретил в одной из дворцовых галерей красивую госпожу Н[5], одетую в простое белое креповое платье, одна лишь гирлянда голубых цветов, так называемых незабудок, украшала ее черные волосы… Дама эта в то время занимала и долго продолжала занимать первое место в сердце Александра, ничем иным, быть может, не привлекая его, как опасным обаянием своей красоты. Напоминая об этой слабости, быть может, слишком хорошо известной, попытаемся, если возможно, не оправдать ее, но доказать, что добродетели Александра загладили ее.

Женившись так рано, и от природы очень страстный, он не мог довольствоваться одной дружбой. Сердце его было слишком нежно, слишком доступно опасным впечатлениям любви. Быть может, также гордость более постоянного сердца, оскорблённого в самых нежных своих привязанностях, не позволила Елизавете воспользоваться для привлечения охладевшего супруга всеми средствами, которые мог подсказать ей холодный разум. В то время, как она подавляла свои жалобы и притворялась спокойной, безмятежной, – сколько раз ее заставали в слезах перед портретом Александра, столь любезного, но неверного!.. О! чтобы умалить его вину, отвратим наши взоры от горестей кроткой Елизаветы!

Александру, как человеку, свойственны были человеческие слабости! Безукоризненное совершенство несовместимо с человеческой природой. Если Александр в своём частном поведении не вполне достиг его, посмеет ли другой смертный мечтать о его достижении? Но, по крайней мере, никто не обвинит его в попытке соблазнить невинных. Он всегда умел уважать, почитать достоинства и добродетель и всегда избегал огласки. Никогда не расточал он в безумных страстях государственные деньги и никогда не поддавался опасным влияниям. Наконец, он отказался от своих заблуждений в возрасте, когда страсти еще сохраняют свою пагубную власть, – в возрасте, когда Людовик XIV содержал госпожу Монтеспан и красивую Фонтанж, и когда великий король Генрих IV, несмотря на свою слабость, бегал, переодетый в ливрею, за каретой очаровательной княгини Конде.

Император не только оплатил все расходы короля и королевы Пруссии во время их пребывания в Петербурге, но и окружил их самой деликатной заботливостью и предусмотрительностью. В честь их в Зимнем дворце состоялись роскошные празднества, между прочим, фейерверк, стоивший громадных денег, и бал, в котором приняли участие более двадцати тысяч лиц в характерных костюмах. Прусская королева появилась на нем в великолепном русском костюме, оценённом в сто тысяч рублей: она нашла его перед балом в своей уборной. Вот как Александр умел сострадать невзгодам августейших лиц и уважать их!

Честолюбие, которым питался гений Наполеона, побудило его предложить императору Александру второе свидание, которое на этот раз состоялось в Эрфурте. И здесь-то, как рассказывают, политика этого человека, ненасытно стремившегося к славе и победам, развернула перед взорами мудрого и умеренного государя гигантский проект разделения мира посредством возобновления Западной и Восточной империй. Если проект этот не имел последствий, надо это приписать исключительно умеренности Александра. Какая громадная сила получилась бы от соединения военного гения Наполеона с силами и мощью России!

В то время еще не рассеялось увлечение Александра по отношению к Наполеону, то очарование, которое поддерживалось всепокоряющей славой, перед которой все сдавалось и которая сама должна была впоследствии сдаться тому, кто дает власть государям. Рассказывают, что на том же эрфуртском свидании Александр, присутствуя вместе с Наполеоном на представлении «Эдипа», вдруг встал при произнесении стиха: «Дружба великого человека – благодеяние богов» и, обняв Наполеона, применил к нему эти слова.

Я не ручаюсь за достоверность этого факта, вернее анекдота, но я слышала от императора Александра, что во время пребывания его в Эрфурте ему приходилось постоянно присутствовать на представлении трагедий, и такой печальный выбор пьес он приписывал мрачному, трагическому характеру Наполеона.

Вскоре после эрфуртского свидания Наполеон, расторгнув свой брак с Жозефиной и желая, посредством блестящего прочного союза, утвердить и продолжить свою династию на престоле, поручил просить у русского императора руки его сестры, Великой княжны Екатерины. Александр, по-видимому, был расположен исполнить желание Наполеона. Но императрица Мария и сама юная княжна, женщина с сильным характером, всегда относившаяся отрицательно к континентальной системе, которую Александр принял против собственного желания, – выказали в этом случае такую твёрдость, такое