Спустя неделю нашего тринадцатилетия, стул Пен рядом со мной пустует. И я потерялся в счете дней, сколько ее нет.
Погода не позволяет нам ездить в школу на велосипедах и роликах вместе, поэтому я не знаю, появится ли Пен на утренней линейке. И вот, опять ее нет рядом.
В предыдущие дни, когда дождь делает достаточно долгий перерыв, чтобы я смог пересечь лужайку и дойти до крыльца Файнелов, я выслушиваю извинение за извинением.
— Она простудилась, — врет Соня.
— Пен назначено к доктору сегодня, милый.
— Моя малышка сегодня останется дома, но не принесешь ли ты ей домашнее задание? — говорит она с вымученной улыбкой.
Сегодня, я скрещиваю пальцы за спиной и стучу в дверь.
Миссис Файнел открывает дверь в трениках и огромной толстовке мокрой от пота. На лице отсутствует поддельная улыбка, которой она обычно приветствует меня и под глазами такие темные мешки, что сойдут за синяки.
Соня тяжело вздыхает и опускает плечи, прежде чем, отходя, пустить меня в дом.
— Может ты, сможешь заставить ее подняться с постели, Диллон, — говорит она бесцветным голосом. — Потому что ничего, что мы пробуем, не работает.
Я снимаю шапку с головы и встаю на нижнюю ступеньку, неуверенный в следующем шаге. Мама Пенелопы закрывает дверь ногой, пресекая тусклый дневной свет. Дом молчит, полный запаха влажного воздуха, исходящего через нагреватель. Стоит полная тишина, не считая легкого пыхтения кофе-машины.
— Ты можешь подняться здесь, — говорит миссис Файнел. Она проходит в кухню. — Уэйна нет дома, милый.
Хозяин дома достаточно четко обозначил мне правила этого дома, когда я только начал приходить на регулярной основе:
— Держись подальше от спальни Пенелопы и никогда не трогай пульт от телевизора. Я узнаю, если ты это нарушил, парень. Я всегда наблюдаю, — говорил он.
«Обезьяноподобный» не знает о том разе, когда я впервые был в комнате Пен. Да и Соня, хранит в секрете еще несколько моментов, когда она отошла от правил. Дверь комнаты всегда открыта, и мы только слушаем музыку или листаем журналы «Роллинг Стоун» — не в чем обвинить.
Такой опыт у меня впервые.
Дверь скрипит, и я вижу очертания ее фигуры под кучей одеял на кровати. Фиолетовые занавески, плотно зашторены, и комната полностью погружена во тьму.
Сдерживаюсь, чтобы не сорвать эти занавески с окна — они загораживают мне Пен, только слегка их приоткрываю и пускаю немного серого света.
— Пенелопа, — шепчу я с края кровати.
Глубоко скрытая под одеялами и простынями, утопленная в подушку и разбросанными темными волосами по лицу, она грустно и глубоко вдыхает, а затем выдыхает. Ее глаза цвета темного шоколада двигаются под тонкими веками с выступающими голубыми венками и округлость щек горит красным.
— Пора вставать, — говорю я немного громче.
Самая ленивая девушка в мире разворачивается ко мне лицом, но не встает.
Я стягиваю одеяло, обнажая длину ее шеи и голые плечи. Длинные волосы Пен лежат поперек ее худых выступающих ключиц и розовые губы слегка приоткрыты.
Вспышка в голове заставляет меня встать с кровати. И вместо того, что бы снова дотронуться до нее, я пинаю кровать.
— Вставай же, — говорю я нахально. — Мы опоздаем в школу.
Ничего.
— Пен.
— Пен.
— Пенелопа!
Она сопит.
Я пинаю снова.
Ее рука дергается.
Она снова сопит.
— Пожалуйста, вставай, — молю я в итоге, еще раз пытаю удачу и трогаю ее за бок.
Длинные ресницы трепещут, бросая тень на щеки слегка тронутые веснушками, и я снова трясу спящую красавицу. Сначала мягко, но затем с нажимом. Сон торжествует, и даже моя тряска не действует на нее.
Отступая назад, я вижу стакан воды на комоде у постели и решаю плеснуть воду ей в лицо. Пен натягивает одеяло на голову. Десять маленьких пальчиков на ногах, покрытых нежно-розовой кожей, показываются, сжимаясь, прежде чем полностью расслабиться.
Миниатюрные лодыжки и икры, выглянувшие из-под одеяла, заставляют волноваться мою душу и я готов броситься вон из комнаты. Но беру себя в руки и стягиваю одеяло напрочь с самой большой сони, которую я только знаю.
Она спит в сорочке и розовом белье.
Я так сильно зажмуриваю глаза, что, кажется, никогда не открою их вновь. В полной темноте, в поисках пути для побега, я держу руки впереди и быстро машу ими перед собой, пытаюсь понять, где же дверь. Задеваю ножку кровати и лечу вниз на спину.
Тут раздается мягкий удивленный голос:
— Диллон, что ты здесь делаешь? — в сонном голосе слышатся смеющиеся нотки.
Соня, конечно, сказала, что «домашнего тирана» нет дома, но это просто мое счастье, что Уэйн не появился, пока я у его дочери в спальне и на ней ровным счетом ничего не одето, кроме ночнушки и нижнего белья. Пока большая часть меня желает открыть глаза и взглянуть на лицо, которое давно не видел, крохотная часть, которая хочет жить, выпихивает меня к двери.
— Не уходи, — нежно и грустно произносит Пен.
Я останавливаюсь, но не поворачиваюсь к ней. И не открываю глаза.
— Я видела во сне тебя, — говорит она. — А потом, какой-то бездушный паразит стащил с меня одеяло, и это был ты.
— Тебя не было в школе, — говорю я все еще в темноте.
Пружины в ее матрасе прыгают и скрипят, и я слышу ее зевок.
— Ты можешь повернуться, — говорит она.
Пенелопа сидит на краю кровати; она болтает босыми ногами в дюйме от коврика. Ее волосы перепутались и под глазами очертания таких же синяков, как и у ее мамы. Бледно-желтая ночнушка полностью закрывает каждый дюйм ее кожи до колен, и она так сильно сутулится, будто готова вот-вот провалиться обратно в страну снов.
— Я пришел, чтобы проводить тебя в школу, — говорю я.
Мисс Дремота зевает снова, пока сладко вытягивает свои длинные руки и заводит их за голову, но затем встает. Мое взволнованное сердце прыгает в грудной клетке.
— Кинь-ка мне вон те джинсы, — говорит Пенелопа. Она указывает на гору одежды, на полу у двери.
Я передаю ей бледного цвета джинсы и отворачиваюсь, пока она натягивает их на ноги.
— Мне нужна рубашка и толстовка, — говорит она. Звук замка на джинсах снова заставляет меня нервничать.
Передавая ей одежду из кучи, я быстро благодарю Всевышнего за то, что дальше она идет в гардеробную, чтобы переодеться. Пока она там, я заправляю кровать и взбиваю подушки. Во рту все пересохло, поэтому пью воду, которую я чуть было не пустил в дело, чтобы поднять Пен, одним глотком.
Пенелопа появляется из гардеробной, одетая в толстовку, с накинутым капюшоном. Ее волосы заправлены в толстовку, и один из шнурков висит длиннее. Без какого-либо выражения на лице, с ладошкой приложенной там, где бьется сердце, над губами собрались капельки пота, эта