Эд говорил, что это работает. Он ведь оставался непобедимым во всех схватках в Брайтон-парке. Благодаря тому, что он выносливее противников, объяснял он мне. По его словам, нужно было как-то объяснять то, что он оставался на ногах даже под градом ударов.
Я поддразнивала его:
– Господи, Эд, ты слишком тощий, чтобы стать следующим Джеком Демпси[12]. Так зачем ты это делаешь?
– Для меня достаточно быть чемпионом Брайтон-парка, – отвечал он.
Сам он уже давно не боксировал, стал серьезным инженером. Но во время всех боев по-прежнему находился где-то рядом с рингом. А еще бегал по утрам, после чего заскакивал на раннюю мессу в церковь Святого Имени Господнего. Я взяла билет на корабль, деньги, написала записку Кэрри и вышла из номера.
Я перехватила Эда, когда тот поворачивал на Мичиган-авеню прямо под вывеской отеля «Дрейк». Солнце как раз поднималось из озера.
– Эд.
Я встала у него на пути.
– Нони? Что случилось? Кто-то умер?
Он с тревогой посмотрел на черный похоронный костюм на мне.
– Никто не умер, Эд. Но мне необходимо с тобой поговорить.
Солнце взошло уже достаточно, чтобы превратить темные воды озера в синие.
– Давай-ка пройдем на берег, – предложил он.
Я кивнула, но прогулка туда выдалась та еще – по заросшему бурьяном пустырю, среди разных деревяшек и мусора, выброшенного на сушу озером. На эстакаде прямо рядом с водой были проложены рельсы, и я слышала свист паровозов, доносящийся с Иллинойского центрального вокзала.
Эд, понятное дело, снова завел разговор о том, какие тут должны быть пляжи, протянувшиеся с севера на юг, где семьи с детьми будут гулять по зеленой травке, а не среди гор гниющих отбросов, обходя дохлых разлагающихся животных. Как будто богатые когда-нибудь пустят людей из трущоб шататься перед уютными дворами их домов по воскресеньям.
Он оживленно размахивал руками, бросаясь фразами вроде «бабушка Онора», «залив Голуэй» и «Чикаго может быть таким же зеленым, как Ирландия», пока я не прервала его, заорав:
– Эд! Я попала в беду.
Его лицо вытянулось.
– Нет, я не беременна, но…
Я подошла к плоскому камню и, усевшись, выразительно хлопнула ладонью по месту рядом с собой. Он тоже сел.
– Я должна уехать из Чикаго.
– Попутешествовать немного очень полезно, – заявил он. – Это расширяет кругозор. Только побывав в геодезической экспедиции и вернувшись сюда, я понял, что Чикаго никогда не встанет в один ряд с величайшими городами мира, пока берег нашего озера…
– Эд, прошу тебя! Я должна уехать сегодня.
Черт возьми. Я чувствовала, что распускаю нюни. А плакать было нельзя. Поэтому я начала тараторить. Заставила себя рассказать ему все. Слова лились из меня потоком. Мои годы, проведенные с Тимом, и эта последняя ночь. Пока я говорила, Эд встал и начал нервно вышагивать передо мной. На меня он не смотрел.
Наконец я закончила словами:
– Тим Макшейн пообещал убить меня, если я от него уйду, а я все-таки ушла.
– Мы с Майком поговорим с Макшейном. Об этом можешь не беспокоиться.
– Нет, Эд, это совершенно бессердечный подонок. Хотя я долгие годы обманывала себя, стараясь этого не замечать. Никто не знает, что он может сделать.
– Пусть только попробует замахнуться на меня. Я вырублю его, как когда-то уложил того десятника.
Да, то был звездный час Эда. Он стукнул одного мужика, который оскорблял его самого и остальную его команду. За это его послали к полковнику Роберту Маккормику, управляющему Санитарной службой города, который должен был его уволить. Но Маккормику понравился парень, сумевший постоять за себя, и он продвинул Эда по службе. Впоследствии они стали друзьями, хотя Маккормик был ярым республиканцем.
– Но у Макшейна есть пистолет. Я должна уехать отсюда. Пожалуйста, выслушай меня!
Эд наконец кивнул.
– У нас есть родственники в Галене.
– Боюсь, он будет меня искать. Я уезжаю в Париж.
– Думаю, это достаточно далеко отсюда, – согласился Эд. – И у меня там есть друг…
– Нет, не тот Париж, что в штате Иллинойс, Эд. В Париж во Францию.
Это добило его.
– Нони, ты с ума сошла!
– Не могу рассказывать тебе сейчас все подробности, но один друг дал мне билет туда, а также шанс получить там работу.
Эд покачал головой. Он готов был спорить.
– Тим очень опасен, Эд, – продолжила я. – Он может пойти к газетчикам. Он может использовать меня, чтобы достать вас, мою семью.
– Он может это сделать в любом случае.
– Как только я уеду, Долли приструнит его. Прошу тебя, Эд.
Он долго и пристально посмотрел на меня.
– Окей, – наконец произнес он. – Тебе понадобятся деньги. Мы пойдем в банк и…
– Я должна ехать прямо сейчас! И успеть на девятичасовой поезд до Нью-Йорка. У меня есть двадцать пять долларов.
– Маловато, этого не хватит, – заметил он.
Я пошла за ним на Делавэр-стрит, где был припаркован его «Паккард». Мы сели в его большую машину.
– Остановимся возле моего дома, а потом я отвезу тебя на вокзал.
– Ох, Эд, спасибо тебе! Ты так добр ко мне. Не знаю, как мне тебя отблагодарить… Мне так стыдно… Я…
– Цыц! – любимое словечко бабушки Оноры. – Ты Келли, Нони, и мы с тобой одной плоти и крови.
– Одной плоти и крови, – повторила я. – Что подумает Майк? Он возненавидит меня. Я никогда не смогу смотреть ему в глаза. Я…
– Никогда – это большой промежуток времени, Нони.
– Ты же не расскажешь ему про… Тима Макшейна?
– Не такой уж это большой секрет, Нони, – ответил он.
– Боже мой! Так Майк все знает?!
– Макшейн большой хвастун, и однажды вечером в баре «Палмер Хаус» он намекал Майку, что ты…
– И что же Майк?
– Назвал его лжецом и ушел. Макшейн был тогда пьян.
– О нет! Когда это было?
– Где-то год назад.
– И никто из вас ничего мне не сказал?
– Я спросил свою жену, она сказала, что у парня крыша поехала. Что ты никогда бы в жизни…
– Эд, ты сказал Мэри… А Майк, он что-то говорил Мейм?
Слова застревали у меня в горле.
– Я же сказал тебе, Нони: мы решили, что это ложь, вот и все. Отрицай все. Тут только его слово против твоего.
Его жена Мэри впустила нас в дом, только и сказав:
– Доброе утро, Нони.
Затем она вернулась к кормлению маленького Эда. Совершенно очаровательный малыш, копия Эда и третий рыжий в семье Келли.
Поразительно, что она на задала мне никаких вопросов. Мы болтали