– Значит, вы не расскажете своим подругам о мадам Симон?
Мэри Зандер засмеялась.
– Только очень и очень близким подругам. Ох, Нора, вы слишком уж совестливы для женщины, в одиночку пробивающей себе дорогу в Париже.
«А ведь она права», – подумала я. К пяти часам о съеденном утром омлете остались лишь воспоминания. Я была голодна. В «Л’Импассе» решила не идти. Поэтому на один франк купила большой кусок сыра, fromage, – самого дешевого, который был представлен в огромном ассортименте в расположенном на соседней улице Сен-Антуан магазине, который так и назывался – fromagerie. Здесь была куча продовольственных магазинчиков, и каждый выставлял на витринах свой специфический профильный продукт: фрукты, овощи, мясо, рыбу. На углу находилась эффектная кондитерская – сплошные мрамор и стекло, – где стояли коробки, полные всевозможной выпечки, которая сияла кремом и шоколадом. Но все это было очень cher. Покупая багет за пятьдесят сантимов, я смотрела в пол. Довольно дешево. Если бы хлеб стоил слишком дорого, в Париже поднялся бы бунт. Не из-за этого ли начались все проблемы у Марии-Антуанетты? «Нет хлеба? Пусть едят пирожные». Но не по таким же ценам.
Когда я шла через холл, Стефан заметил мой багет и кусок сыра.
– Работы нет? – спросил он.
– Нет, – ответила я и рассказала, чего от меня хочет мадам Симон. – Работа есть. Но я должна шпионить, – призналась я. – А я не хочу воровать модели у великих кутюрье. И присоединяться к мадам Симон в ее подделках.
Он засмеялся.
– Беспокоитесь, что будете что-то красть у правящего класса, который эксплуатирует своих рабочих и продвигает систему фальшивых ценностей, отравляющую tout la Paris[48]?
Иногда он говорил на действительно хорошем английском.
– Вы рассуждаете как большевик, – заметила я. – У нас в Чикаго есть такие.
Стефан прекратил смеяться, ударил кулаком по стойке и заявил:
– Чикаго! Хеймаркет. Позор!
О том инциденте на площади Хеймаркет в моей семье вообще нельзя было упоминать.
Мне тогда было семь лет. Большой отряд полицейских начал разгонять митинг рабочих, и вдруг в них бросили бомбу. Один полицейский погиб, раненный осколком, остальные открыли стрельбу. В итоге пострадало тридцать человек, среди которых были и полицейские, застреленные в неразберихе своими же. Отец Эда, мой дядя Стив, был в числе тех полисменов, тогда как Майк и его друзья из профсоюза кузнецов находились в толпе митингующих.
«Бойня, – всегда говорил об этом дядя Майк. – Мы ведь были всего лишь рабочие, которые пытались добиться достойной оплаты за свой труд. Мирная демонстрация против кровопийц-плутократов».
«Анархисты! Большевики! – в свою очередь распалялся дядя Стив. – Иностранные агитаторы, призывавшие к насилию».
Стефан с гордостью заявил:
– Я не только большевик, но и последователь Владимира Ленина. – А потом он добавил: – Соглашайтесь на эту работу и не глупите. Так у вас будет шанс ударить по паразитам и поддержать рабочих.
На следующее утро я завтракала в одиночестве. Стефан разрешил мне съесть второй круассан, но третьего не дал.
– Что вы решили? – поинтересовался он.
– Я соглашусь на эту работу, – ответила я. Видите ли, мне на самом деле нравится мысль, что я буду находиться в студии мадам Симон среди других женщин, которые занимаются там делом. И кто знает? Возможно, если я помогу ей с ее «вдохновением», она еще раз взглянет на мои эскизы. И тогда я буду постоянно ужинать в «Л’Импассе».
Стефан поцеловал меня в обе щеки.
– Citoyenne[49], – одобрительно сказал он.
«Нони, ты здесь очень далеко от своего Чикаго», – сказала я себе.
Когда я пришла к мадам Симон, она, не задавая никаких вопросов, сказала:
– Vite. Vite.
Жоржетта объяснила, что дома моды скоро закроются на vacances de Noël – рождественские каникулы, насколько я догадалась. Постепенно я осваивала французский. Клиентки мадам хотели получить платья к праздничным торжествам. Жоржетта вручила мне журнал с фотографией женщины в каком-то восточном с виду наряде. Все было очень красиво, а фото выглядело почти как картина. Я указала на нее и задвигала руками, показывая, будто шью: почему мадам Симон не может скопировать это по фотографии?
– Non, – сказала Жоржетта. – Il faut présenter les nouveaux[50].
Мадам показала мне имена пяти женщин, которые хотели сшить платья к Noël. То есть к Рождеству. Сегодня было 5 декабря. Как можно сшить пять платьев от кутюрье за десять дней? Только если жутко спешить.
Меньше чем через час я уже была на пути к Дому моды Поля Пуаре. На мне были один из костюмов мадам Симон глубокого синего цвета и пелерина. В записке от Алена из «Ритц» я была представлена как мадам Смит. Не очень-то замысловатое имя. Зато легко запомнить.
Перед магазином на Вандомской площади в глаза мне бросилась одна фигура – думаю, сам Маршалл Филд хотел бы себе такую. В витрине, переполненной разными товарами, женский манекен, одетый в юбку из золотой парчи и пурпурную бархатную тунику, стоял в окружении других таких же манекенов, выряженных фаворитками султана, призванными развлекать его величество. На нескольких мужских манекенах были длинные мундиры с богатой вышивкой, а в тюрбане одного
