Игната Псарева разбудил настойчивый стук в дверь. Сталкер не знал, сколько сейчас времени. В его комнате не было часов. Он знал одно: слишком рано, чтобы ломиться в жилище воина, который отсыпается после удачной охоты. И попойки. Одно обычно логично следовало за другим.

– Пошли в жопу, нет меня, – пробурчал Игнат и зарылся головой в подушку.

Рейд прошел нормально, без эксцессов. Охотники настреляли в лесу много дичи. Обмывая удачную охоту в баре, сталкер выпил значительно больше, чем следовало. Расплатой за вечернее веселье стал не только тяжелый разговор с женой, Алисой (впрочем, разговором это назвать было сложно, Алиса говорила, а Игнат угрюмо молчал), но и жесткое похмелье. Со всеми вытекающими: головная боль, тошнота и отвращение ко всему вокруг.

Зная, что утром никуда спешить не надо, Игнат надеялся выспаться. Но и этой радости его лишили. В дверь продолжали барабанить.

– Ух, щас кто-то огребет, – проворчал сталкер, вылезая из-под одеяла.

Кулаки чесались еще с прошлого вечера. Врезать кому-нибудь по морде Игнат был бы очень даже не прочь. Но, уже взявшись за дверную ручку, Псарев услышал:

– Избирательная комиссия. Откройте.

Только тут Игнат вспомнил, что Всеволожск давно жил в ожидании выборов председателя Совета убежища. О грядущем голосовании начали говорить еще в конце декабря прошлого года, когда жители Оккервиля только переселились в бункер промышленной зоны «Кирпичный завод». Выборы председателя проводились каждый год и являлись всеобщими. Самая настоящая демократия. Имелось лишь одно отличие от довоенных порядков: участие в выборах являлось не правом, а обязанностью.

– Вот не было печали, черти накачали… – Сталкер не имел никакого желания напрягать пульсирующую от боли голову. Но не открыть дверь перед избирательной комиссией он не имел права.

На пороге стояли трое.

Один – хмурый тип в мешковатом камуфляже, охранник из местных дуболомов. Он охранял избирательную комиссию. По случаю выборов охране выдали дефицитные АК. Псарев пару раз общался с этим солдатом. Прозвище у него было милое, даже романтичное: Лютый. Игнат кивнул Лютому, тот слегка улыбнулся краями губ.

Второй, Валентин Сбруев, невероятно напыщенный парень лет двадцати трех, официально имевший должность глашатая. Некоторые местные обычаи забавляли сталкера. Например, слово «глашатай». Даже в метро такие названия уже давно не употребляли, а тут использовали, причем на полном серьезе.

По случаю выборов глашатай напялил длинный черный плащ. Смотрелся он в нем глупо и нелепо. Игнат смерил Сбруева презрительным взглядом. Псарев не имел желания уважать чужих шестерок.

А вот при виде третьего члена комиссии, Георгия Васильевича Ротмистрова, члена Совета, ухмылка сошла с лица подгулявшего сталкера. Этому солидному мужчине было хорошо за пятьдесят. По меркам нового мира – почти старик. Но выправка у «старика» была образцовая, на зависть многим юнцам, а седые волосы лишь придавали гостю величественный вид. Георгий Васильевич напоминал пожилого льва, постаревшего, но не потерявшего хватку.

Члены Совета пользовались среди жителей бункера огромным уважением. Игнат тоже относился к Совету с почтением. Люди, способные наладить почти безупречное хозяйство на руинах старого мира, того заслуживали. Но дело было не только в этом. Совет единогласно решил приютить скитальцев из метро, лишившихся дома. Могли ли руководители Всеволожска послать незваных гостей куда подальше? Могли. Но не сделали этого.

В избирательной комиссии члены Совета выполняли функцию контролеров. Следили, чтобы голосование проходило честно. Возможно, это даже работало.

– В общине проходят выборы председателя Совета, – глашатай тараторил заученную фразу таким скучным тоном, что Игнат не выдержал и зевнул.

– Ну, – отозвался сталкер.

– Вы, как гражданин общины, обязаны проголосовать, – Валентин прожег Игната полным злости взглядом, но сдержался, не отвлекся от официальной процедуры.

– Огласите весь список, пожалуйста, – ответил Пес фразой из фильма про приключения Шурика, чем вызвал одобрительную усмешку у Георгия Васильевича.

Конечно, Игнат знал, кто борется за право стать очередным председателем. Их имена огласили еще неделю назад. Но сталкеру хотелось, чтобы Валентин помучился с ним подольше. Раз уж Пса подняли с постели, так легко комиссия от него не уйдет.

Сбруев закусил губу, бросил исподлобья хмурый взгляд на сталкера. «Ты, козел, мы так до ночи провозимся», – читалось на его лице. Но делать нечего, Валентин принялся перечислять фамилии.

Главным претендентом на пост главы общины являлся действующий председатель, Роман Анатольевич Звягинцев. Он переизбирался уже два раза и казался почти идеальным кандидатом на это место. Бункер под руководством Романа Анатольевича жил спокойно, все системы функционировали, никто не голодал. Звягинцеву было пятьдесят пять – возраст весьма почтенный. Но председатель производил впечатление человека с железным здоровьем, да и со своими обязанностями он справлялся прекрасно.

Правда, после появления оккеров населению убежища пришлось потесниться, чему, конечно, не все обрадовались. К тому же Звягинцев в своей предвыборной речи к гражданам озвучил проблему ограничения жизненных ресурсов в общине. Он честно признался, что с первого числа следующего месяца паек будет сокращен на десять процентов для всех, кроме сталкеров, охотников и тех, от кого зависит жизнь всех граждан. Роман Анатольевич выразил надежду на понимание и пообещал решить возникшую проблему в кратчайшие сроки. И когда народ загудел и стал в открытую требовать изгнания из общины новичков, действующий председатель уверил недовольных, что пользы от прибывших, привыкших к труду и лишениям, для общины больше, чем вреда. На том он и раскланялся.

Будь председатель чуть хитрее, он бы не стал на пороге выборов так прямо заявлять об этой проблеме. Но честность Звягинцева как человека взяла верх над находчивостью политика. Он посчитал, что не имеет права до выборов обещать всем «жратву от