«Что случилось? – спросила я. – Вознесение живьем на небеса?»
«Ангел Смерти, – сказала Карлотта. – Вчера он похитил очередного малыша прямо возле Модесто».
Модесто находился севернее, туда же уехал трейлер. Этого было достаточно для подозрений, но лампочка озарения не зажигалась, пока Карлотта не сказала: «Зацени. На этот раз он не просто забрал ребенка. Он еще и собаку малыша убил».
«Собаку? – переспросила я. – А какой породы?»
«Не знаю, большой, наверное. Думают, что собака пыталась защитить пацана, вот ангел ее и распотрошил».
«А как насчет мальчика? Уже нашли его тело?»
«Да».
«Где?»
Карлотта выглядела возбужденной: «Сама увидишь».
В полумиле от школы мы попали в пробку. Такого тоже прежде не случалось – в это время дорога обычно была пуста, но когда я увидела впереди свет мигалок, то все поняла.
«Полиция штата нашла его около двух часов ночи, – сказала Карлотта. – Миссис Запатеро из мотеля поздно возвращалась от своей сестры и видела, как оцепляли место преступления. Она сказала, что ребенка разложили на столе для пикника, словно для жертвоприношения».
Когда мы приблизились к развороту, Карлотта и я опустили окна и высунулись, надеясь разглядеть труп. Сеньор Диас отшвырнул нас обратно в машину и дал каждой по затрещине. «Проявите хоть какое-то уважение! – потребовал он и добавил, обращаясь к Карлотте, – Понимаешь теперь, почему я не хочу, чтобы ты ходила пешком?»
– Вы рассказали сеньору Диасу об уборщике?
– Нет. Знаю, что должна была, но разозлилась за то, что он меня ударил. Кроме того, рассказать о том, что видела, значит объяснять, как же так вышло, что я это видела, а он бы не оценил мое желание накуриться. Нужно было время, чтобы придумать подчищенную историю – такую, что годилась бы для допроса.
А пока я решила сама кое о чем поспрашивать. Когда мы наконец добрались до школы, я спросила об уборщике у библиотекарши. Та мало что знала. Звали его то ли Уитмер, то ли Марвин, а, может быть, Мартин. Он, как и я, новичок, по слухам, до этого работал в другой школе, но в какой, она сказать не могла.
«То есть вы не знаете, была ли та школа рядом с шоссе?»
«Нет, дорогая».
Я поблагодарила ее и села. Тут Карлотта и вцепилась в меня: «Что тебе за дело до уборщика?»
«Да просто так», – ответила я.
«Черта с два – просто так. Я не такая дура, как Фелипе».
«Ладно, не просто так. Но давай не сейчас». Я не думала, что Карлотте есть дело до травки, по крайней мере, не настолько, чтобы мне за это нервы мочалить, но ей будет дело до того, что я ходила в закрытое крыло без нее.
Конечно, теперь она на меня все равно разозлилась: «Что значит, не сейчас? С каких пор у нас тайны?»
«Карлотта… Это не совсем тайна, это…»
«Ты спросила про шоссе, – сказала она. – Думаешь, уборщик имел какое-то отношение к убитому мальчику?»
Отличная догадка; возможно, и в близнецах Боббси был толк.
«Да, так я и думаю».
«Но почему? Что случилось? Ты что-то видела?»
«Я же сказала, что не сейчас… Слушай, Карлотта, обещаю, потом расскажу тебе, ладно? Но сперва… Мне нужна твоя помощь. Сегодня после школы я хочу обыскать фургон уборщика, и надо, чтобы ты постояла на стреме».
Я это ляпнула, просто чтобы время потянуть, но потом задумалась и поняла, что план неплохой. Если в фургоне найдутся улики, я могла бы выдать уборщика и забыть об остальном.
– Разве не пришлось бы объяснять свое желание обыскать фургон?
– Ну, в том-то и прелесть: найди я доказательства, что он серийный убийца, люди бы так обрадовались, что приняли бы любые объяснения. Я могла бы сказать, что у меня было предчувствие, и даже Карлотта, наверное, купилась бы.
Поэтому после окончания уроков, вместо того чтобы вернуться в библиотеку, мы пошли в вестибюль и стали ждать, когда ученики разойдутся. Вот уже ушел последний, появился уборщик, толкая в глубь здания тележку с мусорными пакетами.
«Что думаешь?» – спросила я Карлотту, когда он отошел подальше.
«Думаю, что это не такая уж и умная затея, Джейн. Что, если он правда Ангел Смерти? Еще поймает тебя…»
«Не поймает. Просто оставайся здесь, и если увидишь, что он возвращается, высунься наружу и что-нибудь заори».
«И что я должна орать?»
«Что угодно, только не мое настоящее имя». К этому времени учителя уже разъехались, и, кроме «фольксвагена» библиотекарши, на парковке остался только фургон уборщика. Это была грузовая машина с глухими боковыми панелями, а окошки в задних дверях были маленькими и тонированными, в такие ничего не разглядишь. «Добавьте немного звукоизоляции, – подумала я, – И она идеальна для похищений».
Дверцы были заперты, но, как и Нэнси Дрю, я подготовилась: во время обеда украла вешалку из шкафа в учительской. Я сунула ее в щель окна и крутила, пока не щелкнул замок.
Внутри фургона пахло чистящими средствами. Меня сразу поразило, насколько там было прибрано. Конечно, ничего странного в том, что уборщик двинут на аккуратности, но все-таки: приборная панель была абсолютно чистой, без хлама, который обычно на ней валяется, ни на полу, ни под сиденьями не было и клочка мусора. В бардачке лежали только документы на машину.
В задней части фургона – та же история. На полу было расстелено покрывало, словно его недавно вынули из стиральной машины, а в углу аккуратно стоял серый ящик для инструментов. А в остальном чистота – ни бумажек, ни даже оберток от жвачки.
– Вы заглянули в ящик?
– Да. Я уже почти сдалась – ясное дело, уборщик не из тех парней, что разбрасывают кругом куски тел, но решила быть основательной.
Покрывало хрустнуло, когда я на него наступила. Я присела на корточки и приподняла уголок, под ним лежал двойной слой полиэтиленовой пленки. А еще там оказался набор ремней для багажа, которыми удобно связывать.
Я уложила покрывало на место и повернулась к ящику для инструментов. На нем висячий замок; вешалка тут не помогла, но у меня было несколько скрепок разного размера, и одна из них вполне подошла. Я взломала замок и подняла крышку.
– И? Что было внутри?
– Инструменты. Для затравки – пара наручников; толстый рулон изоленты; перчатки. А еще четыре комплекта плоскогубцев, три ножа для колки льда и петля из струны для пианино.
Ах да, еще одно – охотничий нож. В фут длиной, с зазубренным лезвием. Как и все остальное, он был до блеска начищен и пах, словно его вымачивали в