Он уже видел Харальда.
Вскоре и Харальд заметил его.
Однако между ними скользнуло датское судно, защищая своего короля и отрезая путь шведам. Ладья Стирбьорна уже не могла остановиться и врезалась носом в борт вражеского корабля. Вздыбившиеся доски палубы и волны сбросили Стирбьорна в море. Шон ощутил, как соленая морская вода обожгла легкие, он кашлял и задыхался, а вода вокруг становилась все чернее и холоднее. Симуляция стала более размытой и мутной.
– Спокойно, – сказал Исайя. – Нам известно, что твой предок не утонул.
И точно. Шон погрузился обратно в воспоминание, позволив волнам увлечь себя, и вместе со Стирбьорном устремился к поверхности. Броня и оружие тянули его вниз, но он сумел зацепиться изогнутым лезвием Рангрида за борт проходящего мимо судна. При помощи топора он подтянулся наверх и выбрался на палубу, где сумел встать на ноги, в потяжелевшем от воды снаряжении.
До ладьи Харальда все еще можно было добраться, но Стирбьорну нужно было сначала пересечь палубы двух датских кораблей. Он потерял щит в воде, но у него остались топор и кинжал, который он вытащил из ножен, когда два датчанина бросились к нему. Он пригнулся и отразил удары, сбив их с ног, и успел ранить одного, прежде чем подался назад. В другой раз, в другой битве он бы задержался, чтобы прикончить их, но теперь нельзя было терять время. Он пронесся по палубе, расталкивая людей, блокируя и отражая их удары и по возможности позволяя Рандгриду напиться их крови.
Добравшись до кормы, он ударил ножом кормчего и преодолел несколько ярдов в прыжке над океаном, приземлившись на палубе следующего корабля. Здесь датчане уже были готовы к встрече и толпой встали у него на пути. Судно Харальда за их спинами начало отступать. Стирбьорн убрал оружие и вырвал весло из уключины. Прижав его к груди, он выставил деревяшку перед собой, чтобы теснить врагов так, как это делает бык своими широкими рогами. Он врезался в толпу противников, уперся пятками в палубу и стал давить неприятелей. Кто-то полетел за борт, кто-то из упавших оказался под ногами у Стирбьорна и у собственных товарищей. Те, кто сохранил равновесие, пытались достать Стирбьорна оружием, но он продолжал оттеснять их, и ни один удар противников не достиг цели. Его руки, ноги и спина были до того напряжены, что морская вода, намочившая одежду, превращалась в пар. Так продолжалось до тех пор, пока он не расчистил себе дорогу к корме. Благодаря силе воспоминания Шон обнаружил, что пережил нечто невероятное. Если бы он прочел об этом ратном подвиге Стирбьорна, он бы счел его преувеличением, свойственным легендам. Но сила, которую он ощущал, будучи в теле предка, была весьма реальной.
Стоя на корме, Стирбьорн понял, что ладья Харальда отошла уже слишком далеко. Но он не мог позволить королю уйти. Эта битва должна была закончиться поражением Харальда от руки Стирбьорна, никак иначе.
Швед отбросил весло и, прежде чем кто-либо из опрокинутых им датчан сумел подняться, прыгнул в воду. Холод снова вцепился в него, волны захлестнули, и глубина разверзлась под ним, но он устремился сквозь толщу воды к судну Харальда. Вскоре вслед ему посыпались копья и стрелы, пронизывая воду вокруг. Прежде чем он добрался до корабля, стрела глубоко впилась в заднюю часть его бедра.
Стирбьорн и Шон вместе с ним издали вопль, полный боли, но викинг продолжил плыть. Мгновение спустя он выхватил Рандгрид и снова воспользовался им, чтобы подняться на борт. Он тяжело свалился на палубу – измотанный, вымокший до нитки и истекающий кровью, и все же сумел подняться пред пораженными датчанами. Они разинули рты от удивления, когда он выдернул стрелу из бедра и бросил ее в море. Но когда первый момент всеобщего изумления прошел, двое из них бросились в атаку. Стирбьорн свалил обоих, а затем устремился к Харальду.
– Ты не мужчина и не король! – прорычал он.
Намерение, с которым Стирбьорн выкрикнул эти слова, сложно было трактовать двояко. Харальд, который ростом был ниже Стирбьорна на два локтя, вздрогнул и споткнулся, сдавшись до начала боя, и в этот момент Стирбьорн уже знал, что победил. Но Харальду, как и остальным датчанам, еще предстояло это узнать. Стирбьорн напал, не дожидаясь момента, когда его противник встанет на ноги. Первый удар Рандгрида заставил щит Харальда треснуть, второй сломал его. Харальд поднял меч в слабой попытке защититься, но в его руках уже не было силы, а глаза застилал страх.
Стирбьорн рассмеялся, и его смех прогремел над кораблем.
– Ты сдаешься?
– Сдаюсь, – ответил Харальд. – Сдаюсь тебе, Бьорн, сын Олофа.
Стирбьорн кивнул.
– Тогда дай команду, пока еще больше твоих датчан не погибло.
Харальд уставился на него и смотрел несколько мгновений, прежде чем кивнул одному из своих людей, который поднял огромный рог и протрубил сигнал, призывающий сдаться. Звук пролетел над водой, на других кораблях его подхватили, и он достиг самых отдаленных позиций. Спустя несколько минут рев битвы утих, и корабли датчан и йомсвикингов мирно вздымались и опускались вместе с волнами.
– Этого не должно было случиться, – произнес Харальд.
Стирбьорн тяжело вздохнул.
– Ты бы предпочел, чтобы я отправился грабить твои деревни?
– Мы могли бы договориться.
– Я пытался договориться с тобой. Моя сестра, твоя супруга, пыталась убедить тебя…
– Ты хотел слишком многого, Стирбьорн.
– И теперь я получил все, – ответил тот.
– Тебе нужна моя корона? Это тебе нужно?
– Твою корону уже носит моя сестра. Я пришел за твоим флотом.
– Чтобы напасть на своего дядьку? Поведешь моих людей в Свеаланд?
– Да, – подтвердил Стирбьорн. – И ты пойдешь с ними.
Шон чувствовал победный раж, охвативший его предка, несмотря на боль в бедре. Но кроме того, он заметил кинжал за поясом у Харальда Синезубого. Клинок отличал странный изгиб, и, очевидно, это был не просто кинжал, но Харальд наверняка понятия не имел, что это такое и как этим пользоваться. Этот клинок был единственной целью данной симуляции, и в какой-то момент он окажется в руках у Стирбьорна. Какая-то часть сознания Шона хотела просто протянуть руку и выхватить частицу Эдема, но это привело бы к десинхронизации и жесткому отключению от «Анимуса». Вместо этого ему необходимо было ждать и быть настолько терпеливым, насколько это возможно, позволяя воспоминанию развиваться так, как и должно быть. Шон не мог сделать ничего такого, что изменило бы прошлое. Но прошлое могло