В квартире стоял ледяной холод.
– Чаю хочешь? – спросила Ирина.
Я посмотрел, как она делает еще одну петлю и вдруг подумал, будут ли у меня такие же ловкие руки в девяносто лет. Хорошо, если я вообще дотяну до девяноста.
– Да, пожалуйста.
На кухне у них было что-то вроде древней походной печки, и на ней, окруженный облаком пара, стоял горячий чайник. Хотя Бородины – евреи, половину их гостиной все равно занимала большая нарядная елка. В прошлом году я очень удивился, когда они попросили меня помочь им с покупкой елки, однако сейчас я уже знал, что она не рождественская, а новогодняя.
В любом случае, это была самая красивая елка на нашем этаже.
Ирина открыла дверь кладовки, чтобы достать сахар, и я впервые обратил внимание, что кладовка забита от пола до потолка консервными банками, а также пакетами с фасолью и рисом.
– Старая привычка, – улыбнулась Ирина, заметив мой взгляд, и налила мне чаю. – Как твой маленький принц?
– Хорошо. Ну, то есть он болен, но с ним все будет нормально, – ответил я, держа чашку обеими руками. – Как тут холодно! Не хотите перебраться к Чаку?
– А! – снисходительно фыркнула она, – ерунда. После войны я несколько лет зимовала в бараках в Сибири. Мне жаль, что тебе холодно, но я открыла окна, чтобы проветрить.
Александр громко захрапел, вставив свой комментарий в наш разговор. Мы рассмеялись.
– Вам что-нибудь нужно? Если что, заходите к соседям – в любое время.
Ирина с улыбкой покачала головой.
– Нет. У нас все в порядке. Будем сидеть тихо, никого не трогать.
Она отхлебнула чаю и подумала.
– А если тебе что-то понадобится, Михаил, заходи, da? Мы будем наблюдать.
Я пообещал зайти, и мы еще немного поболтали. Меня поразило спокойствие Ирины. Я очень сильно ощущал нехватку электричества, мне казалось, что я лишился одного из органов чувств, что без гула механизмов я ослеп или оглох. В соседней квартире, в окружении устройств и приспособлений Чака, слушая голос радиоведущего, я чувствовал себя почти нормально. А у Ирины все было по-другому – холоднее, это точно, но при этом спокойнее и безопаснее.
Она принадлежала к другому поколению. Наверное, в ее жизни техника играла не столь важную роль, как в нашей.
Поблагодарив Ирину за чай, я пошел проведать Люка. В коридоре уже собрались соседи, закутанные в шарфы и теплые куртки. Судя по их лицам, сейчас им было куда хуже, чем мне.
– Проклятая администрация здания! – рычал Ричард, глядя в мою сторону. – Кого-то за это уволят. У тебя нагреватели есть?
– Нет, но у Чака есть какие-то штуки для отопления, ты ведь его знаешь…
– Он продаст их мне? – Ричард шагнул ко мне. – В квартире адский холод!
Я предостерегающе поднял руку.
– Извини, тебе лучше не подходить – птичий грипп, и все такое. Я спрошу Чака.
Ричард нахмурился, но все же остановился.
Я открыл дверь квартиры Чака и немедленно почувствовал волну тепла. Утро становится все лучше. Зайдя внутрь, я уже собирался посмеяться вместе с Чаком над Ричардом, когда заметил, что все сидят неподвижно и смотрят на радио.
– В чем дело? – спросил я, закрывая дверь.
– Тс-с-с, – яростно зашипела Лорен.
«Масштабы крушения пока неизвестны. Также неизвестно, сошел ли поезд с рельсов или с чем-то столкнулся», – сказали по радио.
– Что произошло?
Чак распихивал пакеты и сумки, прижимая к груди ушибленную дверью руку. Снег настойчиво барабанил в стекло, а ветер яростно кружил снежинки. За окном не было видно даже соседнего здания, которое находилось в шести метрах от нашего.
Настоящая белая мгла.
– Поезд разбился, – тихо ответил Чак. – Сегодня утром, на полпути между Нью-Йорком и Бостоном, но узнали
