осуждающий праздную игру понятиями, может считать вздором представления Сократа или глубоко ошибочными построения Будды. Но вот презирать этих людей и их жизненный путь у него едва ли получилось бы, в особенности, если бы он столкнулся с ними в действительности, соприсутствовал при их жизни. Их выкованная напряжением воли личность, их внутренние достижения, верность себе, честность поисков истины и служение всеобщему благу вызывают благоговение вне зависимости от нашего согласия или несогласия с ними.

III. Философия не просто необходима, она неизбежна

Поскольку всякий человек опирается в своем поведении не только на инстинктивные алгоритмы, но и на широкий набор сформированных в течение жизни программ. Даже если он никогда не открывал книги, то все равно имеет внутри себя систему координат и ориентиров, ту грубо размеченную карту действительного мира, которая и является его мировоззрением. Наш вид, человек разумный, с полным правом может называться homo philosophicus – человек философствующий – в силу того, что эти две характеристики, в сущности, тождественны. Каждый из нас обладает разумом, но мы сильно разнимся в том, сколь хорошо его применяем. Равным образом перед человеком никогда не встает вопрос, заниматься ли ему философией, то есть постигать ли ему науку и искусство жизни. Вопрос только в том, насколько он будет в этом умел и сознателен.

IV. Философия есть единственный путь к свободе и подлинности

Единственная возможность формировать свое поведение преимущественно изнутри ориентиров, рожденных нашим умом или по крайней мере тщательно им проверенных. Когда мы отказываемся критически исследовать и перестраивать руководящие нами принципы и ценности, конструировать собственную картину мира, мы не облегчаем себе жизнь. Это лишь означает, что нас приводят в движение шаблоны, загруженные из социокультурной среды, и вероятность, что они нам полезны, исчезающе мала. Мы тогда являемся даже не индивидами, а просто голограммами и отражениями окружающей реальности, слепленными по единым образцам. В нас весьма мало «Я» и очень много «Других».

Человек, для которого философия не есть целенаправленная практика, просто не в состоянии выяснить, чьим интересам он в действительности служит, марионеткой каких экономических, политических и идеологических сил является. Он не сумеет ни задать этого вопроса, ни тем более найти ответа и пребывает в иллюзии, что стремится к собственному благу. Он не имеет привычки к исследованию своего программного кода, слеп к его содержанию и потому бессилен его поменять.

Считать, что подобные перемены невозможны, означает впадать в большое заблуждение. Уже начальных знаний истории и нейробиологии достаточно, чтобы увидеть, что и среди мощнейших биологических алгоритмов поведения непросто найти то, что не могло бы быть преодолено сознательным усилием или культурной надстройкой. Стремление к продолжению рода, сохранению жизни, к питанию – все вшитые в нас базовые потребности со сравнительной лёгкостью корректируются или вовсе отступают перед волевым решением. Пластичность же выработанных в течение жизни программ еще выше, чем у биологических, потому ничто не мешает нам освободить свое сознание от идеологических вирусов и пороков восприятия, если мы всерьез за это беремся.

V. Философия не ставит своей целью сообщение чего-то нового

Мы привыкли ожидать от мудрости, что она непременно снабдит нас замысловатыми откровениями, которые раскроют нам глаза и поразят как удар молнии. Человеческая природа, однако, не претерпела никаких изменений за последние тысячи лет, и потому неизбежно, что многие справедливые мысли о ней уже были столько раз высказаны. Нам следовало бы опасаться как раз подчеркнуто новых идей. То, чего мы так или иначе не знаем, не носим уже в себе, скорее всего, бьёт мимо цели.

Совершенная новизна нередко означает чуждость, означает, что предлагаемый маршрут и ви́дение не берут начала в нашем «Я», не отражают его устройства и природы, потому мы и не узнаем их. Наконец, самое мудрое, самое глубокое, самое действенное из того, что нам приходится встречать, есть то, что мы всегда знали. Знали, но боялись и против чего полубессознательно оборонялись. Страх наш вполне понятен, поскольку эти простые истины тяжелы на практике, они влекут за собой ответственность и напряжение сил. Стоит нам, однако, услышать их извне, как нечто внутри тотчас навостряет уши, резонирует, откликается – узнает.

Философия, когда она подлинна и дельна, не привносит в наше существо «нового». Она вытаскивает на свет, она высвобождает и оказывает поддержку лучшей части нашего «Я» – созидательным инстинктам. Философия помогает нам стать теми, кем мы можем, хотим и должны стать. Перед тем ей нередко приходится соскребать с человека вязкий слой лжи, которым он опутал себя, чтобы избежать ответственности, и в который его постоянно заворачивает внешний мир, дабы использовать в своих целях. Самое полезное, что можно получить в ходе знакомства с чужой мыслью – это услышать исходящим извне голос той части нашего «Я», что нацелена на рост и преодоление собственных ограничений.

VI. В основании большинства бед индивида и общества лежат мировоззренческие ошибки, которые исправляются лишь философской работой

Поведение индивида имеет два важнейших взаимно сообщающихся источника, и если прибегнуть к компьютерной аналогии, то первый – это уровень «железа» (hardware). Это наша биологическая начинка, почти полностью совпадающая у всех представителей вида. Здесь находятся исходные потребности, инстинкты, рефлексы, аппарат восприятия и специфическая видовая интерпретация мира. Следующий уровень, уровень софта (software), содержит в себе управляющие нашей биологией культурные коды и личные установки. Это более сложные модели поведения и интерпретации, которые мы усваиваем из внешней действительности или сами конструируем внутри себя.

Так же как одинаковые компьютеры с разными операционными системами и запущенным ПО ведут весьма непохожее существование, специфический жизненный путь и решения индивида зависят от софта. С одним вы мечтаете завести детей и прожить жизнь, будучи законопослушным колёсиком общественного механизма, а с другим вы уже террорист-смертник или монах-отшельник. Более того, как многократно продемонстрировала история, переустановка такого ПО с легкостью эти роли меняет и превращает первых во вторых.

Можно взглянуть на любую проблему, от войн и бессмысленной жестокости до коррупции, халатности, экономического хищничества или экологической безответственности. Все они – продукты моделей поведения, залегающих в слое культурного и личного программного кода, и одновременно следствия глубокого заблуждения индивидов касательно условий собственного блага.

Точка зрения, что не только личная неустроенность, но и общественные проблемы коренятся в сфере идей, кажется некоторым крамольной. Многие школы мысли последних двух столетий, и в первую очередь марксизм, настаивали на обратном: на том, что мышление представляет собой лишь вторичный продукт социально-экономической структуры. Теория эта трещала по швам еще столетие назад, и ныне почти не осталось людей, падких на столь однобокий материализм. Той решающей силой, что формирует поведение, является мировоззренческий климат каждого общества и внутренняя работа личности. Именно