Сайри закончил рассказ, и наступило молчание. Миа, багряная луна, низко стояла над горизонтом, и степь в алых ее лучах казалась коричневой, точно покрытой запекшейся кровью; по валунам, окружавшим костер, скользили смутные тени, ветер играл с огненными языками, срывая с них искры, подхватывая их, швыряя в темные небеса. Фыркали и похрустывали травой кони, далекий отрывистый рык тха и протяжное подвывание хиссапов тревожили ночную тишину; где-то на западе слышался тяжкий топот бычьего стада, спешившего убраться подальше от хищников. Сайри скорчился у огня, обхватив колени; несмотря на почтение, которое синдорец питал к великому Паир-Са, Владыке Ярости, глаза у него слипались, рот приоткрылся. Сейчас он выглядел совсем юным – лет на семнадцать, не больше.
Сомлел парень, подумал Джамаль и, протянув руку, слегка подтолкнул синдорца в плечо.
– Неважный из тебя сторож сегодня, генацвале. Ложись спи, а я посижу… посмотрю на небо, поговорю со звездами…
– Со звездами еще наговоришься, – сказал Скиф, приподнимаясь на локте. В отблесках костра его светлые волосы отливали рыжинкой, зрачки поблескивали, как две крупные аметистовые бусины. – Надо бы нам сперва бабки подбить да вешки расставить – так, чтоб каша по одну сторону, а масло по другую… Ну, привести все в систему, иначе говоря.
– Это в какую такую систему? – поинтересовался Джамаль. – В твою, что ли? Так мы уже в нее приведены, дорогой. Тебя Нилыч завербовал, а меня – обстоятельства. Верно говорю?
Компаньон досадливо нахмурился.
– Погоди! Давай-ка закончим сперва с одним, а потом примемся за другое…
