Он попытался вспомнить, но не смог: все заслонила другая мысль — он на войне! Земная Федерация воюет с империей дроми, мирное время кончилось, да и длилось оно не очень долго — сорок с лишним лет. От Четвертой Войны с бинюками до первых стычек с дроми… Хотя кто знает, когда случилась первая стычка? Наемники лоона эо тоже земляне, а они сражались с дроми двести лет…
Где же он все-таки находится, в своем «ястребке» или на «Мальте»? Если он ранен — а это казалось очевидным — УИ выйдет из боя и помчит пилота к крейсеру. Чтобы попасть на борт, нужно совсем немного времени… Прошло это время или нет? В гипотермии бывают странные эффекты — секунды растягиваются в часы, восприятие затормаживается. Что вполне объяснимо — ведь чувство субъективного времени связано с физиологией, а если жизненные процессы приостановлены, секунда длится вечность… Нет, ничего нельзя сказать; возможно, он в медблоке «Мальты», возможно, в своем истребителе. Та сероглазка могла оказаться просто видением, бредом…
Мысли разбегались, и он решил, что надо сосредоточиться, восстановить последние минуты схватки. Но зачем вообще их послали на Тхар, в систему Гаммы Молота? Сюда, на дальний рубеж, к границе Провала, что разделяет два галактических Рукава?[3] Битвы с зеленокожими жабами велись совсем в иных местах, в направлении вражеского сектора и примыкающих к нему миров, колонизированных дроми за последнее столетие. Они множились стремительно и расползались как пожар… там, в сотнях парсеков от Тхара…
Тхар был захвачен, вспомнил он. Не только Тхар, но обе звездные системы, Бета и Гамма Молота. У Беты была земная колония Эзат, у Гаммы — Роон и Тхар; в этих мирах, когда-то отнятых у бинюков, люди обитали уже в течение десяти поколений. То был один из самых старых форпостов Федерации, переживший четыре страшные войны — здесь, в этих темных небесах, земной флот сражался с бинюками, пока не отбросил их армады за Провал. Теперь людей и бино фаата разделяла бездна в четыре тысячи парсеков, и обе системы Молота считались безопасными. Собственно, то были задворки цивилизованного мира — от сектора жаб, да и от всех прочих, слишком далеко. И от хапторов далеко, и от кни'лина, и от лоона эо.
Почему дроми оккупировали эти земные колонии? Внятного ответа на данный вопрос не существовало. Дроми не являлись гуманоидами, и их побуждения были такими же странными и не всегда понятными, как тайна исчезновения даскинов, древнейшей из галактических рас. Дроми и людей разделяли психологические барьеры, отличия в физиологии и способах воспроизводства потомства, в отношении к жизни и смерти, к ценности разумного существа и к самому понятию о разуме. Но, конечно, имелись общие моменты: космическая технология, включавшая контурный привод[4], и неодолимое стремление к экспансии. Что, собственно, и стало причиной конфликта.
Тхар, Роон и Эзат были захвачены в первые годы войны, межзвездная связь с колониями прервалась, и никакой информации об участи людей в этих далеких мирах на Землю не поступало. Двадцать восемь месяцев молчания и неизвестности… В прошлом и в настоящем все контакты с дроми сводились к обмену выстрелами, и опыт этих битв подсказывал, что хоть они разумные твари, но жизнь, свою и чужую, не ценят и пленных не берут. Имелось ли у них понятие о мирном населении, о женщинах и детях? Это был сомнительный момент, так как дроми не обладали половыми различиями и размножались иначе, чем гуманоиды. Поэтому прогноз судьбы многих миллионов колонистов не исключал тотального уничтожения.
Группировке «Дальний рубеж» полагалось очистить системы Молота от дроми и при нужде вызвать флотилии с гуманитарным грузом и штатом медиков, ожидавшие на базах Ваала и Гондваны, самых ближних обитаемых планет. Считалось, что крейсер и три фрегата справятся с этой задачей, ибо, по всем стратегическим соображениям, силы дроми были невелики. С одной стороны, им не имело смысла держать большие гарнизоны вдали от театра военных действий, а с другой — они могли бы развить наступление, ударить на Гондвану, однако активности не проявляли. Штаб Флота полагал, что три колонии заняты боевой семейной трибой с несколькими дредноутами и шестью-семью десятками малых кораблей, так что сила была на стороне земной эскадры — в любом столкновении аннигиляторы превосходили оружие дроми.
Цепочка рассуждений Марка прервалась, ему почудилось, что темнота отступает, что в светлом окне, раскрывшемся на миг, мелькнуло женское лицо. Та девушка, похожая на мать?.. Кажется, нет — у этой темные глаза… Впрочем, он не мог сказать, было ли новое видение реальностью или миражом.
Память постепенно возвращалась. Он уже ясно представлял, как крейсер, вынырнув из Лимба, устремился к Тхару, как три фрегата ринулись за ним — гепарды под предводительством льва. При дальнем прыжке — а этот прыжок был именно таким — точку выхода трудно фиксировать в пределах миллиона километров: эскадра могла оказаться ближе к Роону, чем к Тхару, или наоборот. Наоборот и получилось — Тхар был, по космическим масштабам, рядом, лишь вдвое дальше, чем Луна от Земли. Возможность внезапной атаки — большое везение! И капитан Самид использовал эту удачу, вышел на гравидвижках к заатмосферной базе дроми и распылил ее аннигилятором. А через пару минут схватился с кораблями жаб в самом опасном сражении, вблизи планеты, в гравитационном поле, где каждый маневр требовал быстрых и точных расчетов. В этом «Мальта» тоже имела преимущество — ее АНК[5] был мощнее тех странных приборов, что заменяли дроми компьютеры.
Помнилось Марку, что было четыре дредноута, а мелких лоханок — штук пятьдесят. Лоханками и корытами их называл дядька Степан, когда, хлебнув спиртного, плел байки о службе в Патруле, о чудных кораблях бейри, о фантастических пушках лоона эо, что пробивали броню и силовую защиту даже у дредноутов. В детстве, слушая эти рассказы, Марк всегда косился на Лайтвотера: если тот кивал, байка была правдивой, а если усмехался, верить ей не стоило.
Четыре дредноута и пять десятков мелких лоханок… Это в момент отстрела УИ из посадочных гнезд… Потом их стало больше, много больше; противник надвигался из-за темного сфероида планеты будто грозовая туча. Звенья «ястребов», в каждом — четыре машины, потонули в ней, и сейчас в памяти Марка всплывали только отдельные фрагменты боя: ливень багровых стрел от плазменных метателей, контур вражеского корабля в кружке прицела, фонтан раскаленных обломков и алые сполохи взрыва над серо-коричневым ликом планеты. Еще были голоса: Паншин, ведущий, кричал, чтобы держались плотнее к нему, Рийс, второй помощник капитана, координатор истребителей, распоряжался, пытаясь собрать звенья и крылья в единый