Башка трещала будто с перепоя.

Глеб сел, продрал глаза, осмотрелся: разгромленная квартира походила на место затяжной массовой пьянки с не менее затяжным дебошем. И очевидная необходимость предстоящей уборки никакого энтузиазма у Глеба не вызвала.

— Орки проклятые, — вставая и потирая затылок, зло сказал Глеб. — Уроды! Мне что же, самому теперь порядок наводить, а? Ограбили, напакостили, в глаза каким-то лазером пыхнули, — и только тут сообразил, что знать о произошедшем он вроде бы не должен. Ему же… это, как его… на минус сутки память стёрли. Или не стёрли?

Во всяком случае, Глеб прекрасно помнил всё, что с ним недавно случилось. Но полной уверенности в том, что это произошло на самом деле, у Глеба не было: может, он палёной водкой с хозяином квартиры до беспамятки надрался? И они на пару домашнее хулиганство с беспорядками учудили… были уже прецеденты, были. А лепрекон с горшком золота и серомордые васи-пети всего лишь похмельный бред — чего только спьяну не приснится! Вот, снилось же, что он, Глеб, удирает по туннелю от кого-то, да ведь как правдоподобно снилось, до сих пор мурашки по спине бегают… Хотя, скорее всего, он её попросту отлежал. Ухитрился.

Кряхтя и почёсывая спину, куда только можно дотянуться, Глеб побрёл сначала в туалет, а после в ванную. Умывшись по-зимнему ледяной водой — горячей, разумеется, не было — Глеб принялся чистить зубы, разглядывая своё отражение в грязном зеркале над краном. На предмет синяков, царапин и прочих загульных последствий. Как ни странно, физиономия была в порядке, да и ощущение похмелья практически исчезло: жизнь явно налаживалась! Ещё поскорее бы забыть тот бред, что ему приснился, и тогда станет вовсе хорошо…

— Ну и рожа, — с отвращением сказал знакомый Глебу голос, — ну и харя… Как ты с такой-то мордой по улицам ходишь? Эта козлиная бородка, эти патлы, тьфу! Бомж, натурально бомж… слушай, а ты случаем не вшивый, а? Педикулёзом не болеешь? — у Глеба затряслись руки, он уронил зубную щётку в раковину и тихонько завыл: кошмар продолжался.

— Чур меня, чур, — простонал Глеб, пятясь от зеркала и истово крестясь, — опять всё тот же сон! Изыди, призрак! Вон, глюк! Вон!

— Нечего выть, — раздражённо произнёс голос. — Коли вляпался в историю, будь любезен смотреть правде в глаза. Нынче я — твоя правда! Вот и получай чего заслужил. Во-первых всё, что с тобой случилось — не сон. Во-вторых, я — не призрак. А в-третьих, тебе надо сваливать с хаты, засвеченная она… Орки в любое время могут вернуться, чтобы проверить, стёртая у тебя память или нет. А то и прибить на всякий случай, ежели им в башку такая блажь придёт, с них станется! Учти, я не всесильный — память тебе сберёг, но от физического воздействия вряд ли смогу защитить.

— Да кто ты такой, блин? — завопил Глеб, вылетая из ванной и затравленно оглядываясь по сторонам, — где ты? Хватит в прятки играться! Что за партизанские дела?!

— Стоять! — командирски рявкнул голос, — молчать! Тпру, кому говорю! — Глеб от неожиданности и остановился, замер, испуганно втянув голову в плечи.

— Так-то лучше, — пробурчал голос. — Значит, отвечаю по пунктам: сейчас я — нечто необозначенное и нематериальное… ээ… типа святого духа, чтоб тебе понятнее было. Более того: я вынужденно слит с твоей сущностью, не полностью и не навсегда, но слит. Грубо говоря, насильно вплетён в твоё менто-поле… ну, как бы стал на время частью твоего «я». Понятно?

— Ы… э… о, — только и ответил Глеб, пытаясь унять дрожь в коленках. — Нну-у… не-а.

— Ох, какая же мука растолковывать профану очевидное, — горестно вздохнул голос. — И надо ж было, чтоб меня освободил не кто-нибудь из своих, из понимающих, а какой-то обычник… причём не из лучших. Тупой, нестриженый и небритый.

— За обычника ответишь! — окрысился Глеб, приходя в себя. — Сам такой! — Что означало это слово, Глеб не знал, но презрительная интонация не оставляла сомнений в том, что его только что намеренно оскорбили.

— Хе-хе, — развеселился голос, — а шиш тебе! Я-то к обычникам не отношусь, да и бриться-стричься мне, духу, ни к чему. А вот тебе надо.

— Зачем? — обречённо спросил Глеб: эхма, раз наехала конкретная шиза, то никуда от неё не деться. Проще соглашаться, чем спорить… Да и то, какой смысл с собственным бредом ругаться?

— Сменить имидж, — пояснил голос. — Чтоб на нормального человека похож стал. Нам… тебе предстоит сделать много дел!

— А иди ты, — вяло огрызнулся Глеб и подошёл к окну, глянуть, чего нынче в мире творится, день сейчас или уже вечер. А то невесть сколько в отключке пролежал…

На улице был день. Пасмурный, с мелким дождичком: серая пелена затянула небо над стоявшими напротив многоэтажками; внизу, по идущей мимо дома трассе, сновали машины, мокрые и блестящие. Улица вроде бы выглядела как обычно… почти как обычно. Но что-то всё же было не так. И здорово «не так».

Глеб пригляделся и ему опять стало дурно. Потому что в небе, над крышами многоэтажек, шло не менее интенсивное, чем на трассе внизу, движение: были там и ведьмы на мётлах, в жёлтых дождевых плащах, и ковры-самолёты с установленными на них по сырой погоде туристическими палатками; стройными рядами, выдерживая необходимую дистанцию, летели чёрные гробы с мигающими красным поворотными сигналами. Особняком, сторонясь транспортного потока, по воздушным обочинам пробирались небесные пешеходы с зонтиками, обутые кто в сапоги-ботфорты, кто в домашние тапки устрашающих размеров. Пешеходный народ спешил по своим делам, не обращая внимание на город под их ногами.

— Блин, каюк, — слабо произнёс Глеб, пятясь от окна на полусогнутых. — В психушку мне пора… в нашу мозгоправную больничку. Может, откачают, а? — с надеждой спросил он сам себя.

— Мда-а, — протянул голос. — Вижу, по нормальному с тобой нельзя… Тогда так: хочешь заработать десять тысяч баксов?

— Хочу, конечно, — малость оживился Глеб. — Но откуда у тебя, галлюцинации, могут быть деньги? Разве что придуманные, глючные.

— Хватит считать меня галлюцинацией! — взорвался голос. — Я — самая настоящая реальность, данная тебе в ощущениях и точка.

— А те? — Глеб, не смея подходить к окну, махнул в его сторону рукой. — Те тоже реальность?

— Однозначно, — отрезал невидимый собеседник. — Так как наши ментальные поля частично слились, ты получил возможность видеть мир таким, какой он есть на самом деле, а не какой он видится обычникам. Радуйся, дурак, предоставленной возможности! Будет потом чего вспомнить, когда я от тебя уйду.

— Уйдёшь? — обрадовался Глеб, — а когда?

— Когда, когда, — недовольно передразнил его голос. — Когда поможешь мне, тогда и свалю куда подальше. Думаешь, приятно быть всё время привязанным к лоху с козлиной бородой?

— За козла… — начал было привычное Глеб, однако голос перебил его:

— Десять тысяч баксов, усёк? Но сначала побриться, подстричься