— Ага, прям щас, — развеселился голос. — Закрывай глаза, ты, козёл с бантиком! — Глеб зло плюнул на брусчатку, выматерился и закрыл глаза.

— Прямо, — сказал голос, — прямо, прямо… направо.

— Там же дом, — не утерпел Глеб, — об стенку убьюсь.

— Направо! — категорично потребовал голос, — хватит выкобениваться, жить, что ли, надоело? — Жить Глебу не надоело и он, повернув направо, пошёл, выставив перед собой руки. Но ожидаемой стены перед ним не оказалось: вместо того, чтобы упереться в преграду, парень неожиданно оказался на нормальной, живой улице — это он понял, ещё не успев открыть глаза. Потому что вдруг подул ветерок, громко зачирикали воробьи, вдали зазвенел ранний трамвай, а на Глеба кто-то налетел, едва не сбив его с ног. Налетел, крепко ухватил за руку и рявкнул чуть ли не в ухо, дыша перегаром и чесноком:

— Мы этого козла ждём, или не этого? — Глеб открыл глаза.

Улочку Глеб знал — узенькая, с односторонним трамвайным движением, тихая, со старыми двухэтажными домиками и скамеечками возле подъездов — она находилась далеко от центра города. И как именно Глеб ухитрился оказаться в этих краях, он понятия не имел. Не иначе последствия беготни по закольцованной реальности…

Рядом с Глебом, нехорошо ухмыляясь, высился здоровенный мужик в чёрном костюме, при белой рубашке, чёрном галстуке и чёрных же туфлях — мрачный, в общем, тип. Мужик держал парня за руку железной хваткой, не вырваться, не убежать; ещё один такой же мрачный тип — с заплывшим от удара левым глазом, — стоял напротив Глеба возле чёрной иномарки, уперев руки в бока и сверля парня взглядом. Словно из ружья в него целился, прищурившись.

Морда одноглазого показалась Глебу на удивление знакомой, но где он её видел, вспомнить так и не смог. Ежели бы не подбитый глаз, тогда, может, и опознал бы.

— За козла ответишь, — автоматически вякнул Глеб, чем вызвал гомерический хохот обоих чернокостюмных: что их так рассмешило, Глеб не понял, но на душе вдруг стало погано. Парень оглянулся, на всякий случай ища путь к отступлению — увы, за спиной находился кирпичный забор с колючей проволокой поверху и бежать однозначно было некуда.

— Ну и как тебе ночное дежурство в вип-аптеке Лепрекона? — отсмеявшись, вкрадчиво поинтересовался тип с подбитым глазом. — Думаю, не скучно было, а? Золотишко не пытался стырить, нет? Зря, надо было попробовать. Или лекарства какие позаимствовать… Там, козлик ты наш, ой какие лекарства есть, о которых ты и слыхом не слыхивал! Эх, впустую ты туда прогулялся, впустую… Ну-ка, Вася, пошарь у него в карманах, авось мой бумажник отыщется. — И тут Глеб вспомнил, где видел одноглазого: у ресторана «Ёлки-палки»! Когда тот руками-ногами махал.

Вася, не церемонясь, обшарил карманы Глебы, вытащив оттуда не только бумажник, но и честно заработанные сто баксов, и даже мелочь всю выгреб, не побрезговал, зараза… Одноглазый заглянул в портмоне, убедился, что всё на месте, вложил туда трудовой заработок Глеба, захлопнул кошелёк и сунул его в карман пиджака.

— А где адресная пластинка? Ключ от зачарованной аптекарской улицы — где? — поинтересовался одноглазый, равнодушно поинтересовался, для проформы.

— Лепрекон забрал, — мрачно ответил Глеб. — А вы кто такие?

— Много будешь знать, скоро в астрал уйдёшь, — загоготал Вася. — Слушай, Петруха, а давай его здесь меморнем, а? Ну в самом деле, ещё домой к нему тащиться, обыск делать… Чего там, раз — и всё, — Глеб заорал во весь голос и попробовал вырваться из захвата, даже укусить Васю за руку попытался. Однако Вася кусать себя не дозволил: поймал Глеба за бородёнку, задрал ему голову повыше, в таком положении и зафиксировал — ни ойкнуть, ни выругаться. Глеб невольно уставился поверх иномарки в раскрытые окна дома напротив: в окнах маячили заинтересованные лица, с любопытством ожидая развития уличного скандала. Петруха тоже заметил ненужных свидетелей, хотя и был временно одноглаз.

— В машину, — коротко приказал он, и Глеб, как ни упирался, через десяток секунд оказался на заднем сидении иномарки, придавленный к спинке железной васиной рукой. Машина рванула с места, запетляла по улочкам, пробираясь к ближайшей магистрали.

— Адрес свой назови, — потребовал Петруха, поглядывая на Глеба в зеркальце заднего обзора. И тут Глеб с ужасом обнаружил, что изображение в зеркальце несколько отличается от оригинала: отражённая морда одноглазого была серого бетонного цвета и в частых бородавках. А единственный глаз — ярко-красный, как у покалеченного Терминатора. Наверняка и сосед Глеба, ежели посмотреть на него через зеркальце, выглядел ничуть не лучше. А то и хуже.

— Не скажу! — обнаглев от страха, внезапно заявил Глеб. — Собрались убивать, так убивайте здесь!

— Идея, конечно, хорошая, — подумав, согласился одноглазый, — да прав у нас на это нет… Мы ж не какие-нибудь там гоблины-беспредельщики, мы на государевой службе. Орки мы!

— Рассказывай ему, рассказывай, ага, — недовольно засопел Вася, — и охота тебе время на болтовню тратить! Всё равно через полчаса ничего помнить не будет.

— Уж лучше болтать, чем драться, — невпопад ответил Петруха, с недовольным видом потрогав распухший глаз. — Если б ты, Васятка, вчера не стал задираться, ничего б и не было… И портмоне я не потерял бы, с кодовой карточкой. И дурика этого у гостевого выхода не пришлось бы ждать.

— Сам виноват, — буркнул Васятка, — не стоило меня заводить. Договорились ведь, что лепреконовский горшок пополам, значит, пополам. А то покатили какие-то гнилые расклады с процентами, выяснения, кто больше разработкой дела занимался… Я, может, три года ждал, когда Лепрекон в нашу контору обратится! Три года в подчинении дурака-начальника — это, знаешь ли, перебор.

— Тихо! — оборвал его одноглазый, — нашлась, понимаешь, умная птица говорун. Думай, чего и при ком говоришь!

— А он всё равно у нас скоро беспамятным станет, — ехидно напомнил Вася, — чего ж и не потолковать-то на важную тему? О том, как ты, Петя, лоханулся.

— Ты, гнида, адрес давай! — свирепея, прорычал серорожий Петя онемевшему от услышанного Глебу. — Шутки закончились! Если сейчас не ответишь, то…

— Да назови ты им свой адрес, — прошелестел у ушах Глеба знакомый голос, — они ведь тебя всего изувечат, а своего добьются! Орки, одно слово… Говори, не бойся. Целее будешь, — Глеб и назвал.

Иномарка подъехала к глебову подъезду с шиком, едва ли не на полной скорости, затормозив аккурат возле ступенек подъезда. Старухи на подъездной лавочке чуть не вывихнули шеи, высматривая, кто ж такой именитый к ним с утра пораньше прибыл — может, свадьба? Всё ж таки Первое Мая, самое время для бракосочетания… Того и гляди, водки удастся выклянчить, или денег с земли насобирать. Или ещё чем полезным для пенсионного здоровья поживиться.

Однако когда из машины выбрались два чернокостюмных «шкафа», причём один с заплывшим глазом, второй со зверской ухмылкой на физиономии, и между ними поникший Глеб