– Ага. Ну раз хорошо, чего тогда пришёл? – спросил доктор.

– А он вчера не приходил, Марат Сергеевич. По положению… – закудахтала Антонина, подложив мою медицинскую книжку терапевту.

– Антониночка, я же вам говорил, что голова у меня болит, – сощурился врач.

– Она у вас всегда болит. Я вам предлагала в холодильнике взять рассольчик, – шепнула ему Тося.

– Не-а. Я врач со стажем. Лечусь только тем, что сам изготавливаю. Да, Сашка? – посмеялся Марат Сергеевич.

– Так точно, товарищ… капитан, – ответил я.

Память Клюковкина дала о себе знать. Передо мной начмед полка – Иванов Марат Сергеевич. Все знают, что он самый главный ценитель горячительных напитков в части. Пьёт всё, кроме медицинского спирта. Но делает это слишком часто.

Иванов пролистал книжку, сделал какую-то запись и отдал Тоне.

– Всё там нормально. И прививки, и осмотры проведены. Мне вчера Енотаев дал список, кто в командировку летит. Готов, Саня?

– Так точно, – улыбнулся я.

Однако Тося судорожно листала книжку, пытаясь найти изъяны.

– А давайте его взвесим? У него истощение может быть! – воскликнула она.

Иванов только посмеялся. Вообще, странно, что медсестра лезет в дела доктора. Тем более начмеда. Понимаю, что это она из-за меня, но решения своего я уже не поменяю.

– Давай, Санёк. До встречи! – пожал мне руку Иванов, и я направился к двери.

Перед выходом повернулся, чтобы посмотреть Тосе в глаза. Только мы с ней столкнулись взглядами, она решила отвернуться, надув губы.

Когда пришёл в штаб, то обнаружил суматоху в классе эскадрильи. Больше всех нервничал Батыров, меряющий шагами расстояние от стены до стены.

– Где ты ходишь? – возмутился Димон.

– Пробки, – бросил я.

– Какие пробки?

– Транзисторные. Димон, не делай мне нервы, а то нос откушу, – тихо сказал я, чтобы никто в классе особо не слышал перепалки.

Авторитет командира звена, даже такого, как Батыров, нельзя принижать.

– Ладно. Начальник политуправления армии уже здесь. Чего делать будем? – трясся Димон.

– Ты не помпажируй. Всё мы сделали правильно. Тем более в Афганистан всех отправляют.

– Меня? Нет, – замотал головой Батыров.

Что за новости?! Тут мне Димон и поведал. Он в академию собрался. Вот его рапорт и его должен будет одобрить Член военного совета. Потом передаст в армию командующему. А дальше по инстанциям.

– Вообще-то, все об этом знают, – гордо задрал нос Батыров.

– Свалить хочешь отсюда? Ну, я тебя не виню.

– Конечно. Кто в этой дыре захочет жить и служить. Мне тут всё осточертело. Жену с ребёнком отсюда увезу.

– А они сами-то хотят? – уточнил я.

– Только дураки тут служить хотят.

– Про людей нельзя так говорить. Ты если собрался командовать, с народом должен уметь общаться. А ты сейчас его обижаешь. Это плохо, Димон, – сказал я, похлопав его по плечу.

После обеда было объявлено, что с каждым из отправляющихся в командировку, будет проведена беседа. Как сказал комэска, начальник политотдела армии лично хочет с каждым пообщаться.

Одним из первых вызвали меня. Войдя в кабинет командира полка, я громко и чётко представился.

Полковник Доманин – начальник политотдела, сидел во главе стола и всех помечал себе в списке. Рядом с ним полковник Медведев, комэска Енотаев и начальник штаба полка Хорьков. Вот его-то моё прибытие привело в бешенство.

Смотрел он на меня озлобленно.

– Ну что, Сан Саныч, готовы выполнить интернациональный долг? – спросил у меня Доманин.

Полковник был уже в годах и совершенно седым. Лицо покрывали морщины, а глаза были уставшие. Но говорил начальник политотдела армии громко и чётко.

– Так точно, товарищ…

– Товарищ Член военного совета, а может, уточним у лейтенанта, знает ли он задачу, стоящую перед Советской Армией в Афганистане? – перебил меня Хорьков.

Командир полка громко прокашлялся. Видимо, это идёт вразрез с его решением. Какое-то между Хорьковым и Медведевым есть недопонимание.

Комэска Енотаев напрягся, но тут уж ничего не сделаешь. Тем более, Доманину замечание пришлось по душе.

– А давайте! Что скажешь, лейтенант?

Сто процентов, была какая-то лекция, которую мой реципиент прослушал и не запомнил, а возможно вообще на неё не ходил. Надо импровизировать. Хоть даже газетную вырезку из коридора пересказать.

– Основаная цель – оказание помощи дружественному афганскому народу, а также создание благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств, – на одном дыхании произнёс я.

Доманин одобрительно кивнул. Комэска Енотаев выдохнул, а начальник штаба решил не сдаваться.

– Только это написано в газетах. Вы своими словами можете ещё что-то сказать? – наседал Хорьков.

– Достаточно я думаю, – поспешил остановить его Медведев, злобно зыркнув на Хорькова.

Но Доманину уж слишком понравилось слушать меня.

– Геннадий Павлович, пускай. Парень грамотный. Вы мне сказали, что он подготовлен в профессиональном плане. Хочу послушать, как он морально готов. Прошу вас, Александр Александрович.

Я сделал небольшую паузу. Сочинять на ходу партийные речи не так уж и просто.

– Задача не допустить попыток задушить афганскую революцию и создать проимпериалистический плацдарм военной агрессии на южных границах СССР, – ответил я.

Доманин встал и подошёл ко мне.

– Молодец, сынок! Вот так и служи!

– Товарищ полковник, я бы хотел… – начал говорить Хорьков, но Доманин его тут же прервал.

– Всё! Парень готов. Понимаю, что вы мне хотите ещё его знания показать, но не нужно. Дерзай!

Полковник вернулся на своё место и что-то записал в тетради.

– Хотите задать вопрос, Клюковкин? Не возражаю, – сказал Доманин.

– Обстановка какая сейчас в Афганистане? – спросил я.

– Мы не ожидаем долгого сопротивления оппозиционных сил. Со всем справляется и местная армия. Мы же оказываем помощь населению и вооружённым силам Демократической Республики Афганистан (ДРА). Ваша командировка долго не продлится. Ступайте, – спокойно ответил Доманин.

Я взглянул на отрывной календарь перед командиром полка. Дата стояла 1 марта 1980 года. В эти дни уже вовсю шли бои на территории Афганистана и в приграничных районах. Всё больше убеждаюсь, что мало кто понимает, что ждёт эскадрилью в «за речкой».

Вечером начальник политотдела провёл общее построение. Долгая речь на морозе была ненужной. Но он должен был закрыть этот гештальт.

– Знаю, что вы с честью выполните задание Родины! – вещал с трибуны Доманин.

В это время я посмотрел на Батырова, который стоял через одного человека в строю. Вид у него был весьма расстроенный.

– Чего нос повесил? – спросил я, поменявшись местами с парнем, чтобы поговорить с Димоном.

– Рапорт не утвердили. Сказали, стыдно. Мол, эскадрилья в Афганистан, а я как крыса с корабля бегу, – дрожащим голосом ответил Димон.

– Ну, ты же не крыса. Хвоста у тебя нет. В канализации не живёшь. Чего переживаешь?

– С вами еду. Прям в кабинете написал рапорт, а командование полка и Енотаев подписали, – тихо сказал Батыров.

Вот это поворот! Не то чтобы я сильно переживал за Батырова, но он же не готов морально к войне. Хотя кто из стоящих рядом в строю к ней готов?

– Вперёд! Встречного на взлёте! Ура! – громогласно произнёс Доманин и весь строй полка подхватил эту волну двумя короткими и одним раскатистым.