Отгадка проста. Еще древние греки вывели методику «искусства памяти». Чтобы запомнить длинный текст надо вообразить хорошо знакомое: некое помещение, здание или улицу, и каждому фрагменту привязать определенную фразу текста. Потом, проходя по этому месту и глядя по сторонам последовательно «считывать» текст. Город становится текстом, а текст — городом. Но это только в первом приближении: при частом упражнении памяти город постепенно становится подобием мыслительной машины, хранилищем наслоенных текстов начиная вызывать множество образов и ассоциаций. Город становится участником мыслительного процесса. Потому так отлично думается на прогулке по знакомым места, когда внутренне начинаешь молить, желая чтобы никто из знакомых не попался вдруг, не прервал сладостный поток мысли.
Ну а влюбленные? Они счастливы и размечают своим счастьем улицы, чтобы позже пройдясь по ним уже в одиночестве, на несколько мгновений почувствовать пронизывающее ощущение прошлого счастья взглянув на какой-нибудь фриз или архитрав.
Трагедией выглядит разрушение старого дома, мимо которого ты проходил сотни раз и даже не знаешь как выглядит его парадная лестница, не представляешь кто и как живет в нем. Тем не менее таковые дома кажутся тебе старыми друзьями и проходя мимо ты мысленно раскланиваешься с ними.
Вдруг начинают сносить не просто отдельные дома, но кварталами. Словно стирая память, переформатируя не только пространство, но и время. Стирая возможно самые ценные файлы. Ничего кроне чувства неожиданно упавшего в душу тяжелого камня не вызовет неожиданно появившийся пустырь вместо старинного дома, и ты представляешь, что скоро здесь возникнут строительные леса, потом вырастет новый дом из «стекла и бетона» пусть и загримированный «под старину». И будет словно нувориш среди старой аристократии сиять наглостью и неожиданно свалившимся богатством. Но лоск его будет отражением же пустоты, ведь он занял место члена общества может не столь богатого, но не менее достойного.
Так и ты гуляя по перестроенным районам вдруг начинаешь ловить себя на мысли, что память твоя оскудела, наверное это старость, хотя по годам еще вроде бы рановато. Но все же наверное старость, раз не приходят прежние радужные и глубокие мысли, если не делаешь неожиданного открытия на каждом углу. Старость?… Нет не старость, просто кто-то по злому умыслу или по недомыслию (что еще хуже) решил перестроить твой родной город, создать нечто новое и «эпохальное». И ты со своим «искусством памяти» лишь побочная и незапланированная жертва, и им начхать что у тебя крадут прошлое, крадут мысли, крадут жизнь. И даже счастье — ведь все когда-то были влюблены!
В городской рассеянности знакомства редко носят глубокий характер, люди сходятся и расходятся, меняя партнеров и знакомства словно перчатки. Но, если это глубокая привязанность, то она действительно бесконечна. Это вам не деревенская дружба, где выбор общения невелик, постоянен, опутан условностями. Найти в огромном сонме людей человека по настоящему близкого большая удача. В ней много от колдовства. Город играет во встречи своих горожан, тасует колоды, раскидывает кости, гоняет по кругу улиц шарик рулетки подобно вседержителю. Да Город и есть вседержитель. Правитель собственного малого космоса. Сам в себе.
Каждый горожанин-мирок шариком мечется по флипперному полю родного города, издавая невероятные шумы, даже во время молчания. Сколько сказано и написано о речевом шепоте города, «белом шуме», гургуре, когда обрывки случайно услышанных фраз чужих разговоров, по сути бессмысленные, сливаются в единый диалог, который Город ведет с тобой, и зачастую диалог этот наделен куда большим смыслом и значительно более информативен, чем «осмысленные», но пустые беседы, где собеседники, натянув маски, вершат ритуал «умного разговора».
Горожанин принужден говорить слишком много, и делает это не без удовольствия, подменяя молчаливые раздумья спорами и пересудами. Постоянно вступает в диалог со всем, чем угодно: с радио, с телевизором, с толпой и случайными встречными, часто вовсе не говоря не слова, но при этом произнося длинные внутренние монологи. Посему главный его собеседник — город, говорящий всеми своими частями, не воспринимается человеком как некий мистический объект. Сказка городского волшебства потому и присутствует постоянно, что человек увлеченный этой беседой, игрой в слова не замечает главного собеседника. О звонки трамваев, гудки автомобилей, перезвоны колоколов, треск мотоциклов, гром динамиков, «белый шум» миллионов неслышных разговоров! О, звуки скопища частиц мироздания, свалявшихся в ядра трансуранового ряда, в сложные органические молекулы! Вы подчиняетесь воле формул с огромной неохотой, только силой звучания, а не индивидуальным тембром. Имя вашей музыки — суета. Суета деловитая, суета, неспешная и размеренная, vanitas vanitatum et omnia vanitas[7].
Следуя Экклезиасту можно назвать городскую суету жизнью, ее истинным кипением. Магия суеты суть прострация. Зачумленные суетой люди, кишащие и спешащие, на самом деле находятся в неком трансе, называемом психологами «деятельной прострацией», strenua inertia[8]. Горожане зачарованы, заражены и опьянены кипением городского хаоса. Ему подчинены и ему служат, и все их мелкие и крупные страстишки служат великану урбанизма, повелевающему их действиями, поскольку их истинная человеческая жизнь — жизнь городская. Все прочие лишь имитация. Ein, zwei, drei! Geshwindigkeit ist keine Hexerei[9].
Кризисы
Платон придаваясь мечтам об идеальном Государстве, что для него равнялось мечте об идеальном городе, определил максимальное количество населения. 5064 (пять тысяч шестьдесят четыре) свободных гражданина. Поразительная точность! Впрочем философ исходил из простой посылки что все свободные горожане должны знать друг друга, а больше этого количества знать невозможно. Для древнегреческого полиса такое положение дел было нормальным. Если учесть жен (умножаем на два), так же то обстоятельство что для нормального воспроизводства в семье должно быть не менее двух детей (семейную сумму умножить еще на два). Плюс слуги-рабы, плюс рабы-работники помогающие ремесленникам и следящие за городским хозяйством, плюс наемники, плюс клиенты, плюс приезжие по торговым, семейным и политическим делам гости из других свободных городов, иноземцы и так