Они плакали. Честное слово, они плакали. Все те, у кого мы снимали или купили поместья на той улице. Первые пустили слезу оттого, что закончилось их счастье и больше никто не станет платить им таких денег. Вторые оттого что Алкай, взявший в свои руки духовные камни семьи, давно обещанный мне Седым казначей, даже не подумал продать обратно ни одно поместье.

Я бы так и поступил, чтобы выручить хоть немного духовных камней, но он наотрез отказался.

— Глава, сейчас эти деньги ничего нам не дадут, в конце концов, на еду нам хватает же? Да, можно пригрозить владельцам, можно многое что придумать, чтобы выбить из них деньги, но к чему? Позже, эти суммы станут для нас несущественными. А ещё позже, нам вновь может понадобиться место здесь, не навсегда же мы уходим от наших соседей? Из этих поместий получится отличная резиденция Семьи и неплохие торговые лавки, которые принесут нам вдесятеро больше, чем мы на них потратили.

Как по мне, они все, мои новые подчинённые, бывшие орденцы, видели наше будущее слишком светлым и безоблачным.

Ещё даже Ключ не отыскали, а один уже подумывает о торговых лавках в соседней фракции, второй, о продаже добычи с Поля Битвы на одном аукционе с одной очень интересной ведущей, третий ждёт от первых двух духовных камней, чтобы начать строить Академию, четвёртый…

— Глава, почему вы такой мрачный?

Я мазнул взглядом по Алкаю, комтуру, вернее, старейшине семьи, моему казначею и буркнул чистую правду:

— Потому что вы слишком радостные.

Он сразу перестал улыбаться:

— Глава, мы долгие годы жили под гнётом вины, обязательств и несбывшихся надежд, мы…

Я жестом заставил его замолчать.

— Ты решил повторить путь Седого? Я всё это уже слышал.

— Слышали, но не приняли, глава, — насмешливо возразил он в ответ.

Я замер, это ещё что за тон? Вновь упёр взгляд в него и заметил:

— Послушай, Алкай, в первый день ты показал себя не с лучшей стороны.

— Моя вина велика, глава, мне нет прощения.

— Пустые слова, которые мне не нужны, — отмахнулся я от этого набившего оскомину извинения.

— Скажите, что вам нужно, глава.

— Чтобы в твоём тоне не ощущалось высокомерия. Что за нравоучительный тон? — я, буквально передразнивая, повторил. — Слышали, но не приняли, глава.

Алкай побледнел:

— Глава…

Я вздохнул, потёр бровь:

— Я тоже перешёл черту. Прошу простить меня, старейшина.

— Глава…

— Объясню почему я раздражён вашей радостью. Потому что иногда лучше ожидать худшего и в итоге радоваться даже малости хорошего, чем возлагать столь много надежд на будущее. Разочарование может быть слишком сильным в итоге.

— Очень мудрые слова, глава.

Этот тон мне тоже не понравился. Если в прошлом замечании я услышал насмешку над своим возрастом, то сейчас пустую лесть, которой я не заслуживал. Поэтому лишь скривил губы и заметил:

— Наверняка не мои. Может, это Седой говорил мне такое, может быть, учителя в Академии, может быть, один мудрый старший, которого я как-то встретил на пути. К чему я веду, Алкай, уверен, в вашем прошлом тоже были такие надежды, например, когда вы пришли в клан Кунг. Но чем они обернулись?

— Люди тоже не могут быть всё время в отчаянии, глава.

— Я лишь надеюсь, что вы, старшие, притушите слишком большие надежды. Я бы хотел двигаться постепенно. Первая задача — разбить лагерь, где мы сможем оставить всех наших людей.

— Те три места, что предложили искатели Орд… — Алкай сбился, тут же исправился, — семьи, вам не нравятся, глава?

— Да нет же! Мне не нравится, что вы всё больше думаете не об этом лагере и Каменных Лабиринтах, а о пятой, а то и шестой звезде нашей фракции.

— Каменный Лабиринт, молодой глава, — поправил меня подошедший Седой. — Искатели Морлан считают его одним целым и общим.

— Да какая разница, Лабиринт или Лабиринты? — устало спросил я. Почему они всё время меняют тему?

— Ты слишком строг к нам, молодой глава, — покачал головой Седой. — Твои опасения понятны, но радость схлынет и всё будет так, как ты и хочешь.

— Не заметно, чтобы за эти дни она схлынула.

— Сейчас, вне стен, на Поле Битвы всё изменится. Подожди немного.

— Конечно, я подожду, Седой, куда же я денусь.

В тишине мы втроём следили, как семья Сломанного Клинка покидает город Пяти Ветров. Сто Мечей, без малого полторы сотни бывших орденцев, больше четырёх сотен откликнувшихся на мой призыв. Было даже больше, но когда стало ясно, что пора выходить на Поле Битвы и не просто выходить, а идти туда всем, даже Мастерам, Воинам и Закалкам, немало идущих тихо улизнули.

Улизнули, впрочем, слишком сильное слово. Просто ушли. Средь бела дня и их никто и не думал останавливать. Они были никем для семьи и даже оставшиеся всё ещё являются никем для неё. На самом деле семья Сломанного Клинка — это пока только орденцы. Но вот, к примеру, те же оборванцы с улиц остались почти в полном числе. И я даже не знаю, то ли они настолько бесстрашны, то ли настолько мечтатели, то ли настолько отчаявшиеся.

Жаль, конечно, у Ордена… Я невольно покачал головой. Сам попался на том, в чём одёргиваю остальных, на неверном именовании нашей семьи. Ладно, ещё раз, правильно называя всё даже в мыслях.

Жаль, конечно, у моей семьи не нашлось таких больших летающих мечей, какие я видел в городе Ян у союзов. Просто потому, что пришедшие в мою семью бывшие орденцы были слишком сильны. У них не возникало необходимости вывозить на Поле Битвы десятки Мастеров. Пришлось тратиться и на это.

Вот опять… И, вроде как, всё верно и никто не придирётся к именованию бывшие орденцы, но только если не захочет придираться. Мне ли не понимать, что может найтись тот, кто не упустит возможности вцепиться в неосторожно прозвучавшее слово?

Я невольно оглядел небо в поисках точек Властелинов или не дай Небо Повелителей.

Хотя я уходил из Пяти Ветров за неделю до истечения назначенного Вартолом срока, так быстро, как только сумел, даже Озман не мог гарантировать мне, что тот уже не отправил сообщения Эрзум, Кунг или Вилор. Таким он не делился даже с сыновьями, даже с любимыми сыновьями, которым сулил своё место. Впрочем, самый любимый сын, в которого он