– Ты знаешь, кто я? – сказал сидящий так, как могло бы сказать изваяние, совершенно не двигая губами.
Мериптах только сглотнул слюну.
– Я, Аменемхет, верховный жрец храма Амона-Ра в Фивах, старший брат твоего отца и твой дядя.
Мальчик с облегчением упал на колени. О знаменитом фиванском дяде он конечно же слышал, о нем много ходило разговоров при дворе, хотя князь Бакенсети их не одобрял и даже пресекал. О своем брате ничего слышать он не желал и даже старался дать понять всем, что никакого брата на самом деле у него и нет. Есть только слухи о нем, и те скоро рассеются. Но, пытаясь замалчивать, невольно возвеличиваешь. И в сознании Мериптаха, специально ничуть дядей не занятом, образовалась сияющая гора под названием великий жрец Аменемхет. Увидеть своего сказочного родственника Мериптах никогда и не рассчитывал. И вот он здесь, в кресле у бассейна. Это все равно, если бы к нему в гости явился какой-нибудь из нильских порогов.
– Встань, Мериптах, мне нужно тебя как следует рассмотреть.
Мальчик подчинился, но вставал с возникшим вдруг желанием не оправдать ожиданий дяди, оказаться плохоньким, негодящимся. Но почему-то не было уверенности, что с этим повезет. О, немыслимый, поразительный, с неба упавший в этот сад великий жрец Аменемхет, что я для тебя!
– Подойди ближе, Мериптах.
Меж ними и так было не более трех шагов, и мальчик не понял, в чем смысл просьбы. Каменные губы повторили:
– Подойди ближе. Еще ближе.
Мериптах стоял теперь так, что его колени практически упирались в колени сидящего.
– Сними набедренную повязку.
Приказание было странным, но у мальчика не было сил для сомнений. Привычным движением, как перед отходом ко сну, он обнажился.
– Повернись ко мне спиной.
Пребывая все в том же состоянии общей сбитости с толку, Мериптах сделал и это. Через мгновение он почувствовал – что-то коснулось его левой ягодицы. Жесткое, сухое – палец Аменемхета. В месте прикосновения у Мериптаха с полгода назад появилась россыпь довольно крупных родимых пятен, связанных, если захотеть увидеть, в один рисунок, отдаленно напоминающий кобру с раздутым капюшоном. Эта отметина была предметом сдержанного, но как бы уважительного интереса в княжеском доме. Всем в этом виделся некий, несомненно, божественный знак. Никто не мог просто и ясно растолковать, в чем его значение. Отца вид пятен ввергал в неприятную задумчивость, на губах матери порождал улыбку не менее загадочную, чем сам знак. Мериптах же понимал, правда, довольно рассеянно, что обладание им есть некая привилегия, невнятным образом совмещенная с какой-то ответственностью.
И вот теперь пальцы дяди. Человек, впервые им увиденный, живущий на другом конце бескрайней земли Египетской, едва назвавшись, выражает желание любоваться родимым изображением. И напряженно дышит там сзади. И молчит, немного пугая своим молчанием.
– Одевайся.
Натянув свои обноски, Мериптах посмотрел на дядю и даже не узнал его. По, казалось, каменному лицу ходили короткие судороги, брови сталкивались над переносицей чуть ли не с грохотом. Глаза сузились, вот так же точно они сужаются и у отца, когда он не знает, что ему делать.
– Что это за пятна? – осторожно, со всей почтительностью поинтересовался мальчик. – Никто не может объяснить, все умники отступают, все родственники поджимают губы.
– Ты хочешь знать, что это такое, Мериптах?
– Да, очень хочу.
– Я расскажу тебе. Не сейчас. Когда ты придешь ко мне в следующий раз. Мне нужно подумать. Ты ведь придешь ко мне?
– Я приду…
Сзади послышался шум раздвигаемых веток. Мериптах обернулся. Два встретивших его гиганта торопливо углублялись в сад.
– Кто они? Они напугали меня.
– Это Са-Амон и Са-Ра. Они были борцами на праздничных ристалищах в Фивах. Им не было равных. Они пили пиво без предела и спали с женщинами без разбору. Один раздробил другому нос, а тот в ответ изгрыз ему ухо. Они не боялись никого, но, оказавшись перед ликом Амона и почувствовав бездну его силы, устыдились, пали ниц и стали другими людьми, и теперь служат в храме. Руки у них сильные, а души кроткие. Ты не должен их бояться, они никогда не сделают тебе ничего плохого. Наоборот, защитят.
– Защитят?
Мериптах осторожно поинтересовался, только ли против злонамеренных людей может послужить их защита. Его святейшество спросил чуть удивленно, кто помимо людей может грозить сыну Бакенсети. И услышал быстрый, осторожный рассказ о ночном визите бога-крокодила. Он боялся, что дядя, как и все прочие, не захочет толком его выслушать.
– Он приходил за мной.
Глаза верховного жреца вновь сузились. Он выпрямился в кресле, опершись о подлокотники, и сказал:
– Я приехал вовремя.
Мальчику услышался в этих словах какой-то поощрительный оттенок, и он дал более распространенную версию поразительной истории. Вспомнил все вопросы хищного божества, а свои ответы расширил и приукрасил. Выглядело так, что он сообщил Себеку не только о своих успехах в счете и о благочестивом поведении, но также успел вставить словечко и о своей любви к живому богу фараону Апопу. Перечислил все его величественные титулы и даже сообщил о скором счастье лично предстать пред всевидящие очи благодатного правителя.
– Не смей называть богом это нечистое животное! – глухо прорычал Аменемхет. – Это не фараон, а подлый захватчик, не благодатный правитель, а чума и проказа страны нашей!
Услышанное было столь невозможно и непонятно, что Мериптах просто окаменел. Всю свою жизнь из уст отца и его слуг он слышал только восхваления в адрес царя Авариса, и произносились они так, что нельзя было подумать, что произносятся они неискренне. Если бы у него спросили, как князь Бакенсети относится к фараону Апопу, он бы не задумываясь сказал, что князь всем сердцем любит фараона, любит даже больше, чем его, собственного сына. Замерев, мальчик ждал продолжения и объяснения, ибо они не могли не последовать после таких слов.
Верховный жрец молчал, но явно не раскаиваясь в сказанном.
«Может, мне все только послышалось?» – зашевелилась маленькая, но спасительная мысль в голове у мальчика.
В этот момент из-за деревьев появился гигант с раздробленным носом, Са-Амон, быстрым шагом подошел к креслу его святейшества и почтительно склонился