2 страница
на ленинградском направлении?

– Легально к группе армий «Север» прикомандирован майор Свенберг, нелегально в Ленинграде работает офицер под псевдонимом Сонет.

У рейхсминистра была прекрасная память. Но майора он никак не припоминал. А вот офицера, скрывающегося под псевдонимом Сонет, неплохо знал.

– До войны наши люди хорошо работали в Ленинграде, – медленно, в раздумьи вымолвил Риббентроп. – Были выявлены и налажены контакты с рядом серьезных коллекционеров, через них мы приобрели некоторые художественные работы. Надо поднять эти материалы, проанализировать и наиболее полезные передать Сонету. Он толковый офицер, должен правильно сориентироваться…

* * *

Ночью натужно зазвонил телефон. Сергеев аккуратно, чтобы не будить рядом спящую Милу, встал с кровати. На цыпочках прошел к аппарату. Шепнул:

– На линии Сергеев.

Он внимательно слушал с минуту строгий мужской голос.

Затем бросил:

– Есть, Николай Максимович, – осторожно положил трубку, сел на стул и задумался.

«Новое, неизвестное задание… Я сильно сблизился с Милой, а вот теперь разлука…».

– Что там, дорогой? – вскоре спросила Мила.

– Звонил майор Истомин, мне присвоено звание лейтенанта по его ведомству и еще медаль дали. Как-то это…

– Это все вполне заслуженно! – воскликнула подруга. – Сердечно поздравляю!

– Спасибо. Завтра надо ехать в Свердловск. Предстоит какая-то новая операция.

– Поедем вместе, мне тоже пора в свой госпиталь в Ярославль.

– Да, дорогая. А мне вот, увы, придется бросать свое хранилище.

– Надолго эта операция?

Немного задумался:

«Еще в госпитале Истомин говорил о новых предстоящих операциях Банка России, вероятно связанных с перемещением ценностей. Видимо, что-то в этом роде…».

– Ермолай? Ты где? Слышишь меня?

Ермолай отвлекся от своих мыслей.

– Извини. Не знаю точно про операцию.

– Нужно будет тебе тепло одеться. А сейчас, дорогой, иди ко мне…

* * *

Берлин, штаб-квартира армейской разведки и контрразведки

(Абвера), кабинет начальника

Из радиоприемника доносилась веселая легкая мелодия.

Адмирал Канарис стоял у висевшей на стене топографической карты Восточной Европы. Только что адъютант, обер-лейтенант Генрих Рар, отметил на карте текущее положение на фронтах в России. Адмирал внимательно рассматривал Ленинград и окружавшую его красную линию фронта.

«Блокадное кольцо вокруг Ленинграда! Сколько еще продержатся русские? – раздумывал. – Месяц, три… Петербург – это культурная столица России. Сколько там сосредоточено художественных ценностей мирового уровня?! Войны начинаются и заканчиваются, воинская служба тоже. А несколько картин-шедевров могут обеспечить комфортную жизнь и благополучную старость где-нибудь в теплых краях, в его любимой Испании. Например, под Валенсией на теплом Средиземном море…».

По молодости Канарис служил в военно-морском германском флоте и достаточно намерзся в Северном и Балтийском морях.

Адмирал прошел к небольшому мраморному кофейному столику, на котором стояла фарфоровая чашка с душистым кофе. Сделал пару глотков и задумался. Вспомнил провалившуюся операцию «Золотой трезубец» по перехвату советского золота, хранящегося в Петербурге. Вспомнил и вторую неудавшуюся операцию «Эшелон» из этой серии.

Канарис помнил почти все свои удачные и неудачные операции. Помнил и героев этих операций, как положительных, так и отрицательных для него.

«Этот русский Хранитель из Ленинграда, Сергеев, приложивший руку к срыву наших двух операций, еще жив? – подумал. – Если жив, – усмехнулся, – то радуется, наверное, что переиграл нас. Пожалуй, стоит его, моего личного врага, Хранителя, огорчить…».

Прочитал про себя одно из своих любимых стихотворений на французском языке…

* * *

Всю дорогу до Свердловска Ермолай и Мила молчали. Девушка определенно ждала каких-то слов от Сергеева. А он не знал, что сказать. Ведь шла война. Он, конечно, был ей благодарен. Но давать пустых обещаний не хотел… Они как-то быстро и скомкано, так и не сказав много друг другу, простились у железнодорожного вокзала…

Немного поплутав по городу, Сергеев прибыл в штаб округа Красной армии. С трудом нашел в недрах большого здания отдел Главного разведывательного управления.

Начальником отдела оказался капитан с выбитым зубом и свежим синяком под одним глазом.

– Не обращай внимания на мой внешний вид, – рассмотрев документы Ермолая, прошепелявил капитан. – Вчера задерживали одного диверсанта. Оказался здоровенным таким, пришлось повозиться, ну и… частично пострадать.

Сергеев сел на стул, а капитан стал куда-то звонить. Не дозвонившись до нужного абонента, выругался.

– Тебе надо срочно связаться со своим начальником, майором Истоминым, – бросил капитан. – Да связь у нас, видишь, хреновая.

Он снова стал звонить и вскоре передал трубку Ермолаю.

Услышав голос Истомина, Сергеев изрек:

– Здравия желаю, товарищ майор. Какое мне будет приказание?

– Здравствуй, Ермолай. Приказание следующее: первым же самолетом отправляешься в Москву. Я тебя встречу на аэродроме Щелково и все изложу. Вопросы?

«Точно, новая операция», – решил Сергеев и бодро ответил:

– Нет вопросов, Николай Максимович.

– Хорошо, тогда до встречи. Передай трубку капитану.

– До встречи, – выдавил Ермолай и передал трубку хозяину кабинета.

Через пять минут капитан и Сергеев выезжали в аэропорт…

* * *

Москва, штаб-квартира Главного разведывательного управления

Генерального штаба Красной армии (в настоящее время ГРУ ГШ ВС РФ),

кабинет начальника…

В типично служебном кабинете находились трое военных мужчин. Комиссар (по современной воинской иерархии соответствует генерал-лейтенанту) Голиков проводил совещание со своим заместителем по западному направлению деятельности, полковником Селезневым и ведущим сотрудником управления по Германии, майором Истоминым.

Слово сразу взял хозяин кабинета. Прямо за его головой, на стене красовался портрет строгого Ф.Э. Дзержинского.

Не спеша и тихо, комиссар излагал свои мысли:

– …и все же у меня есть сомнения в части использования в операции «Театр» лейтенанта Сергеева. Во-первых, не совсем его сфера профессиональной деятельности. Во-вторых, ему на Урале поручен важный участок работы. В-третьих, он еще не совсем здоров. Что скажете, товарищи офицеры?

– С кадрами у нас сейчас проблема, – быстро бросил полковник. – Большие потери.

– А я верю в Сергеева, – тихо вымолвил майор. – Он уже по нашим меркам, достаточно опытный перевозчик и хранитель ценностей. Да, и по сути, контрразведчик. Он молодой и здоровый парень, а на Урале в хранилище, уверен, справятся и без него…

* * *

В самолете Сергеев думал о своей жизни, о своих родных и близких: маме, Миле… Подумал о работе.

«Как Молева Ольга Олеговна будет без меня? В хранилище столько еще всего предстоит сделать, дооборудовать!..».

Конечно же, думал и о войне. Немецко-фашистские войска по-прежнему все наступали, захватывали все новые города и селения…

«Как там мой блокадный Ленинград?..», – горько размышлял.

Подумал и о возможной будущей госбанковской операции… Внезапно вспомнились стихи Есенина в музыкальном исполнении, недавно пропетые Молевой:

Там, за рощей, по дорогеРаздается звон копыт.Скачет всадник загорелый,Крепко держит повода.В чарах звездного напеваОбомлели тополя.Знаю, ждешь ты, королева,Молодого короля…Незаметно задремал…

Приземлились на щелковском военном аэродроме. Выходя из самолета, Ермолай издалека заметил крупную фигуру Истомина.

Майор широко улыбнулся, протянул руку:

– Здравствуй, уже лейтенант Сергеев. Прими мои сердечные поздравления, Ермолай, – похлопал рукой по спине Сергеева.

– Здравствуйте, Николай Максимович. Спасибо за поздравления, служу Советскому Союзу!

– Пойдем, друг, в столовую, перекусим, заодно и поговорим…

За столом, рассматривая Сергеева, Истомин вымолвил:

– Похудел, осунулся ты, брат, как-то возмужал.

Сам майор выглядел неважно: несвежее лицо, мешки под глазами, уставшие глаза. Но говорить об этом, ровно как и спрашивать о его жене Ирине, Ермолай